Я положила руку ему на затылок, копируя позу.

– Перед собравшимися говорю, что ты мой мужчина...

Короткую клятву произносили в экстренных ситуациях: перед боем или чтобы узаконить наследника. И Лиам сам только что узаконил ее, подписав мирный договор на равных. Больше ничего не нужно, главное, десятеро смогут подтвердить наши слова, а григорианцев тут как раз десять… Людей не считаю. Я поняла, что генерал делает. Я ксено-этик и зря хлеб не ем.

– Вместе до смерти, – мрачно закончил он нашу клятву.

Мы смотрели в глаза друг другу.

Мои были расширенными и испуганными, его почти не изменились, но в них стояла тоска. Пальцы чувствовали шершавую кожу на затылке. Я так остро почувствовала это и его внутреннюю боль от того, что он взял меня в жены – недостойную, что рука задрожала.

Глаза генерала не изменились: желтые глаза хищной птицы.

На мостике повисла гробовая тишина, а затем по палубе прокатился смешок.

Первым засмеялся Лиам, а за ним остальные – нестройно и неуверенно, затем в полный голос.

– Что за фарс? – выкрикнул он.

Эс-Тирран убрал ладонь с моего затылка и обернулся к Лиаму.

– Ты ведь желал процветания моей супруге, – напомнил он.

– Это не супруга… Что за бред творится? – забормотал он и обернулся, все еще посмеиваясь, словно от хорошей шутки. – Эрик! Что происходит?

Ксено-этик подскочил к нему и зашептал на ухо.

Лиам помрачнел, но не мог остановиться. Я наблюдала, как он то смеется, то злится, то спрашивает у меня и офицеров, что происходит. Он слишком заносчив, чтобы молчать. Офицеры непонимающе переглядывались, а генерал пристально следил за ним, как и его отряд – это был взгляд хищника, ожидающего, когда жертва споткнется.

– Я назвал ее Эми-Шад при свидетелях. Она моя жена. За то, что ты был ее хозяином, – хрипло сказал Шад, обводя зал взглядом, – имею право вызвать тебя на поединок. Пусть твой раб скажет… Наш ритуал скрепится кровью, иначе что за мужем я буду?

На Григе для некоторых ритуалов нужно было пролить кровь – символично или по-настоящему. Они могли вызвать отца жены, ее брата, бывшего жениха… Но григорианки свободолюбивы, ни одна не позволит себя поработить – лучше погибнет в бою.

Зато хозяин есть у рабыни Ривы.

И не кто-то – адмирал Лиам, злейший враг.

Я поняла, что происходит. Поняла, почему ему была нужна именно я – у Шада появилась причина официально вызвать Лиама на дуэль, и убить его без политических последствий для своей страны. Я поняла, почему так часто он говорил о жертвах. Если он проиграет, то и мне конец. Отныне мы в одной связке.

Один шанс на миллион и Григ им воспользовался.

Только один день – день мирного договора позволил приблизиться к Лиаму на расстояние атаки. К нему не подошлешь убийц. Но вот договор подписан и можно разделаться с врагом для полного триумфа.

А рабыня… Кому нужна рабыня.

Я поняла, почему Шад так вел себя в каюте. Он и для себя закрыл множество путей, публично взяв чужеземку в жены. Но так потребовала его страна. Мы заложники одной ситуации.

Я прижала ладонь к губам, не в силах справиться с эмоциями.

Лиам и генерал играли в гляделки. Растерянные глаза Лиама наполнились решимостью, и он рванул кортик с пояса, сжав губы в белую нитку.

– Что ж, генерал. Если настаиваете! – его буквально трясло от гнева.

Он ненавидит, когда на него смотрят как на труса. Он безупречен, адмирал в сияющем мундире, пример для каждого. – Я принимаю вызов!

Генерал повернулся ко мне.

– Иди ко мне, – его пальцы сомкнулись на рифленой рукояти ритуального кинжала. У григорианцев он всегда при себе, потому что только это оружие можно использовать в поединке – или голые руки. Но нож лучше кулаков. – Подойди для ритуального поцелуя, Рива.

Шея, плечи, спина – почти все тело покрылось мурашками. Нет, я боялась не его, а самой сути этих слов. Я его жена, он хотел поцеловать меня перед боем, словно я григорианка.

Я приблизилась, почти не чувствовала, как кладу руки ему на предплечья, как его пальцы охватывают мои локти в странном, тесном объятии, и он прижимает меня к себе. Я подняла голову, не глаза – не хотела встречаться с янтарным чуждым взглядом. Но наши губы соприкоснулись – теплое, шершавое прикосновение. Совсем ненадолго – это традиция, а не чувства. От чувств григорианцы жен не целуют.

Он отпустил меня и повернулся спиной, а я пыталась прийти в себя после поцелуя, и успокоить бешено стучащее сердце. Самое главное, не показывать чувств… Они сделают меня слабой.