Шрифт:
Мальчик, однако, избегает воспользоваться советом. Он продолжает стоять рядом, молчит, смотрит на волшебника и вдруг заговаривает изменившимся голосом.
— Я тебе, что, младенец?! — Вспыхивает мальчик неожиданно. — Да я… да я….
Сразу же Алеша успокаивается. Старик поворачивается к нему, и мальчик застывает, от чувства неловкости бегая по сторонам взглядом.
— Ой! Я не…. — Бросается он объяснять, но нужды в этом нет.
— Ничего. — Спокойно отвечает старик. — Я понимаю, это проклятие, я вижу.
Старик хмуро глядит на задрожавшие черные прутья на спине Алеши и снова отводит глаза.
— Оно пробуждается. — Снова заговаривает волшебник. — Ты должен бороться с этими чувствами, мальчик, а если не сможешь, то проклятие овладеет тобой мгновенно. Не будет возможности все исправить, помни это. А теперь иди, поверь старику, сейчас мы все трое боремся, чтобы тебя спасти, и ты должен приложить больше всего усилий, чтобы у нас получилось.
Алеша хмурится, виновато опускает глаза и не находит слов, чтобы ответить. Постояв еще немного, он отворачивается и возвращается в дом, оставляя старику его заботы.
Вдали от молчаливой и тягостной атмосферы, поселившейся в доме, пока мальчик ждет неведомых испытаний, а старик готовит свой амулет, Айва продолжает слушать голоса незнакомцев, которые ей приносит услужливый ветер.
— Ну, ежели навыдумывали…. — Заговаривает один измужиков с хрипловатым, высоким голосом.
И тут же с ним заговаривает кто-то мальчишеским голосом.
— Да чего наплели-то? Чего? — Отвечает юноша обижено. — Ведьма тута, точно говорю! Аленка, дурында, сама к ней пошла, мы своими глазами видели. А та, говорю вам, с такою вот дыренью на рубахе, вот тута вот прямо!
— Тьфу. — Раздается голос другого мужика, чуть более грубый. — Ну, наплели же, видно! Ишь, как поет, соловей? Дырень у ней была…. В голове у тебя дырень.
— Тихо. — Раздается бас.
Споры немедленно утихают, а Айва продолжает слушать и дожидаться встречи, теперь, по крайней мере, зная, кто из мужиков главный.
— Ежели врут, — продолжает размеренно и спокойно говорить бас, — так все равно узнаем.
Повисает тишина, и ветер приносит колдунье лишь звуки ходьбы, но затем вдруг раздается снова голос Аленушки.
— Погодьте, ну чего вы?! — Звоном разливается чувственный и яркий, как и всегда, а сейчас еще и полный беспокойного волнения и придыханий голос девицы. — Нельзя же так! Не ведьма она никакая, все это….
— Чего это?! — Перебивает возмущенный, низкий для мальчика голос. — Чего мы, врем, что ли?!
— Я кому сказал молчать? — Говорит бас.
И опять становится тихо. Чуть погодя раздаются шорохи, но тут же снова начинает играть звонкая, беспокойная свирель девичьего голоса.
— Черт попутал, али вдали показалось! Да мало ли, чего бывает?! — Снова вступается Аленушка. — Сами же напридумали, что мертвяка будто видывали у дерева-то ведьминого! А то разве мертвяк был? Ну, чего молчите-то? Не мертвяк это был, а мальчишка тот, травницы сын!
— А ну молчи, дура! Много ты понимаешь! — Обижается юноша.
И колдунья, слушая, с неудовольствием качает головой, но продолжает слушать. Аленушка же на грубость ничего не отвечает. На миг виснет пауза, затем удается расслышать тяжелый вздох, и беседа начинается снова.
— А ну говори, — велит кому-то бас, — так или нет?
Мгновение тишины, но потом все же раздается ответ.
— Угу. — Виновато нудит один из мальчишек, все тот же, что говорил раньше.
— Тьфу! — Сердито плюется кто-то из мужиков.
— Так и чего?! — Заговаривает мальчик. — Чего уродец делал тогда у ведьминого дерева ночью-то, а? И на меня еще кинулся, как ошпаренный! Еще ведьма эта. Да вы ее увидите, сами все поймете!
— Хватит. Слышали уже. — Отвечает бас. — Да и все равно пришли уж, чего теперь?
Какой-то шорох, легкий звон, тут же рассеивающийся в воздухе, пара хлопков, и тишина, и Айва теряет ухмылку, готовясь к предстоящей встрече.
— Ну, что же вы, нельзя же…. — Еще пытается вяло отговаривать Аленушка, но теперь ей уже не дают слова.
— Тихо. — Спокойно перебивает бас. — Ежели она не ведьма, так и бояться ей нечего. Теперь идем.
Только замолкает бас, только его владелец оборачивается, поудобнее схватив вилы, как все тут же замирают.
— Ох! — Притворно вздыхает колдунья, выходя из-за дерева и тут же становясь перед мужиками. — Добрый путь, мужички. Ой, напугали меня. Ну, да ладно. А вы чего к нам пожаловали?
Мужички все разом замирают и отвечают не сразу. Даже самый здоровый, стоящий впереди остальных, и тот не сразу заговаривает, с подозрением осматривая необычное черное платье Айвы, ее странную, широкополую шляпу и вырез на груди, заметный даже сквозь черное покрывало опустившейся на землю ночи. Колдунья это замечает, но ничего не делает. Спокойно, с непринужденной улыбкой, она дожидается ответа, коротко взглянув на Аленушку, которая даже в ночи прячет от Айвы глаза.