Глафира умная, мою задумку поняла сразу. Вздохнула, покачала головой и спросила:

— Не люб он тебе? — Я отрицательно покачала головой. — Тебе жить, тебе выбирать. Понимаю, что это не девичий каприз, а осознанное решение. Поэтому сегодня мы проедемся по магазинам и купим два платья. Одно домашнее, другое на выход — прогулки по парку допустимы. Ещё надо будет купить шляпку, перчатки, чулочки… А уже на завтра приглашу модистку и дозакажем недостающее.

В трауре мне скучно не было.

Дом Николая Ивановича располагался в тихом районе Москаграда на берегу реки. От модного, посаженного по шаблонам и выстриженного по формам франкского парка вокруг особняка хозяин категорически отказался.

— Моей русской душе куда милее лохматые кусты сирени, заросли малины и цветущие яблони вокруг беседки, где я с удовольствием могу выпить чаю, — объяснял он мне, сидя на лавочке в конце сада.

Какой же вид, радующий глаз, расстилался оттуда! С нашей стороны крутой берег, внизу речка, в которой отражается голубое небо с облаками, с берегами, заросшими густым ивняком, а там дальше, до самого горизонта, бескрайние поля с редкими куртинами берёзовых и липовых рощ.

Дурацкое утверждение: «Хорошо там, где нас нет». Хорошо там, где мы есть! Главное, уметь увидеть это «хорошо», понять и принять, а не тратить жизнь на поиски лучшего.

Я полюбила нашу виллу у моря, но и дом деда пришёлся мне по сердцу.

Небольшой двухэтажный особняк с портиком над центральным входом, с широкими каменными ступенями, полукружьем спускающимися к подъездной дорожке. Комнаты просторные, светлые, обставленные простой, но очень удобной и надёжной мебелью. Дом был явным отражением хозяина. Без вычурности, без лишней позолоты, но такой славный, тёплый и понятный, что быстро стал родным, как и дед.

На первом этаже, рядом с кабинетом хозяина, расположилась библиотека. Стеллажи от пола до высокого потолка заставлены книгами настолько разнообразной тематики, что диву даёшься.

— Чего здесь нет, спрашиваешь? — задумался Николай Иванович. — Современных дамских романов. Попробовал как-то прочитать во Фракии один такой… Веришь, едва-едва гадкое послевкусие поэмой древнего грека отбил.

Вот и я не стала время на бульварное чтиво тратить. Нашла трактат об артефакторике и погрузилась в него с головой. Но теория это одно, а хотелось в лабораторию и воплотить пришедшие мне задумки в жизнь. Когда же, когда я смогу вернуться домой? К морю.

Война, увы, продолжалась. Шла она ни шатко ни валко. В газетах было помпезно описано грандиозное морское сражение, в котором не случилось победителя.

— Постояли супротив друг друга, парусами да вымпелами похвастались, ядрами популялись и разошлись, — ругался дед вечером у камина. — Пока флотом командует трус, мы войну не выиграем.

— А кто у нас в империи командует морским флотом? — спросила я, чтобы поддержать разговор.

— Кавалер твой. Или ты формы его не видела?

В военной форме я ничего не понимаю. А вот ведовство моё вопит о том, что Андрюше такие вялотекущие «похвастушки» выгодны. Пока империя в состоянии войны — я обязана сидеть в столице. Траур рано или поздно закончится, после чего начнётся плотная осада меня. Говорил уже царевич, что готов хоть сейчас подать прошение в Совет верховных ридов о том, чтобы разрешили нам венчаться, не дожидаясь моего шестнадцатилетия.

Афигеть! — ужаснулась я. Никогда не страдала излишним самомнением, но от такого вывода мне стало страшно. Хорошо, что нет кровопролитных сражений, но береговые поселения османы регулярно обстреливают. И вместо того, чтобы одним ударом выгнать агрессора из нашей части моря или договориться по-хорошему, но с тем же результатом, этот… адмирал тянет кота за хвост.

— Дед, он не трус. Он упёртый дурак. Мне кажется, это способ удержать нас в столице, — едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, выдавила я. А потом сложила руки в умоляющем жесте: — Скажи, что я ошиблась!

Николай Иванович глубоко задумался. Ушёл в кабинет, писал письма, отправлял их по адресам, получал ответы, читал, думал, опять писал, размышляя ходил из угла в угол. А утром надел парадный мундир и уехал во дворец, сказав мне перед отъездом:

— Это ужасно, Роксана, но, кажется, ты права.

— О чём он? — спросила Глафира, которая не знала о нашем разговоре.

— Ба, у нас в семье одна любимая тема — царевич Андрюша и его каприз, — успокаивающе чмокнула я бабушку в щёку.

— Какой каприз? — не поняла княгиня.

А я ей напела:

— «… не уходи, побудь со мной, ты мой каприз».

Увы, не смогу спеть бабушке горячо любимый мною «Вальс-бостон» целиком. Как объяснить ей, что такое диск пластинки и кто такой хриплый саксофон?

Глава 5

Вернулся дед из дворца таким, что краше в гроб кладут.

Бледные сухие губы, чёрные тени под глазами, сердечный ритм сбоит. Помогли шинель скинуть, усадили в кресло у камина. Глафира приказала домашние туфли принести и сама помогла переобуться.