В Зауралье гребенчатая традиция, начиная с рубежа неолита и бронзового века, существенно трансформируется. В южной и средней частях этого региона она развивается по линии внедрения в нее богатого и колоритного андроноидного геометризма. Можно выделить Три основных этапа развития этой (уже не просто гребенчатой, а андроноидной) орнаментальной традиции: аятский (раннебронзовый век), коптяковский (самусьско-сейминский период) и черкаскульско-федоровский (андроновская эпоха). В северных районах Зауралья элементы андроноидного орнаментального комплекса не получили в это время сколько-нибудь широкого распространения. Здесь и на смежной территории Нижнего Приобья в самусьско-сейминскую эпоху складывается на основе традиционного гребенчатого орнамента своеобразный «сотовый» геометризм, который, хотя и вызывает отдельные андроноидные ассоциации, отличается иным принципом построения геометрических узоров (Окладников, Молодин, Волков, 1979, табл. I–III).

Нам представляется, что фиксируемое археологически расчленение уральского гребенчатого массива на две разные культурные области (приуральскую и зауральскую) отражает распад финно-угорской языковой общности на две — финно-пермскую и угорскую. О.Н. Бадер относит этот распад к неолитической эпохе. Он, в частности, пишет: «Для неолитического населения камской или волго-камской, приуральской историко-культурной области устанавливается в материальной культуре преемственная связь вплоть до этнических местных культур удмуртов и коми в Прикамье и марийцев в Поволжье. Надо полагать, что в это время уже произошло разделение древнего финно-угорского языка-основы, что находит свое археологическое выражение в существовании двух различных, но родственных обширных историко-культурных областей неолита по обе стороны Уральского хребта. Волго-камскую область следует считать пермско-финской, восточноуральскую — угорской» (Бадер, 1972, с. 12).

Разделяя это высказывание в целом, мы не можем вполне согласиться со столь ранней датой разделения финно-угорского массива на финно-пермскую и угорскую этнические общности (неолит, по О.Н. Бадеру). Думается, что это расчленение завершилось не ранее, чем в гребенчатой орнаментации керамики Восточного Зауралья оформились основы гребенчатого андроноидного геометризма, что собственно и определило этническую специфику восточноуральской области. По имеющимся археологическим данным это произошло около рубежа неолита и бронзового века. С наибольшей определенностью исследователи говорят сейчас об угорской принадлежности черкаскульской и андроновской (федоровской) культур, которые относятся ко второй половине бронзового века, когда андроноидный орнаментальный комплекс в Восточном Зауралье сложился окончательно (Чернецов, 1953а, с. 61; Сальников, 1967, с. 347, 373, 374; Косарев, 1974б, с. 150, 158, 159). В этой связи интересно, что этнографически изученный андроноидный орнаментальный комплекс Западной Сибири, наиболее выраженный в изобразительном искусстве обских угров, сопоставим не с андроновским орнаментом вообще и не с алакульским в частности, а прежде всего с орнаментальными мотивами на федоровской и черкаскульской керамике. Что касается дифференциации восточноуральского геометризма на андроноидный (Южное и Среднее Зауралье) и «сотовый» (Северное Зауралье и Нижнее Приобье), то это хочется воспринимать как свидетельство начавшейся локальной этнической расчлененности угорской общности.

Наиболее ранние памятники с керамикой, характеризующей гребенчато-ямочную орнаментальную традицию на территории Западной Сибири, относятся к концу неолита и к энеолиту. По имеющимся сейчас археологическим свидетельствам, они в это время локализовались в лесостепном и таежном Ишимо-Иртышье (стоянки Кокуй I, Байрык-Иска I, Екатерининка 1, 2, 4, Бичили, Красноярка, Лавровка, Венгерово 3, Пеньки 1, 2 и др.). В самусьско-сейминскую эпоху, когда южнотаежное и предтаежное Обь-Иртышье занимает население самусьской и кротовской культур, гребенчато-ямочный ареал смещается в глубь таежной зоны. К концу II тыс. до н. э. носители гребенчато-ямочной традиции осваивают северные районы Западной Сибири. В Нижнем Приобье и бассейне Таза Л.П. Лашук, Л.П. Хлобыстин, Е.А. Васильев и др. нашли значительное число поселений с гребенчато-ямочной керамикой, относящейся в основном к последней трети II тыс. до н. э.

Распространение на север Западной Сибири населения с гребенчато-ямочной керамикой, видимо, привело к полному или частичному поглощению им живших здесь ранее носителей «сотового» геометризма. Не исключено, однако, что отдельные группы местного населения — потомки носителей гребенчатой традиции, теснимые пришельцами, сместились в сторону Северного Урала или Нижнего Енисея, которые еще не исследованы в археологическом отношении.

Пока нет данных, свидетельствующих о местных, западносибирских, истоках гребенчато-ямочной традиции. На уровне имеющегося материала представляется более вероятным, что гребенчато-ямочная орнаментация была принесена в Западную Сибирь из Восточной Европы, где она имела глубокие местные корни. Это произошло скорей всего на поздних этапах неолита, когда в Восточной Европе начинается отмеченный археологически массовый исход населения с гребенчато-ямочной керамикой из Волго-Окского междуречья в смежные районы. Возможно, в конце неолита эта мощная миграционная волна перехлестнула Уральский хребет и распространилась на Западно-Сибирскую равнину. Произошло как бы перераспределение этнокультурных ареалов: в лесной зоне Восточной Европы в конце неолита утверждаются гаринско-борская и волосовская культуры, характеризуемые гребенчатой керамикой; одновременно здесь происходит умирание гребенчато-ямочной традиции, но она неожиданно расцветает к востоку от Урала, в Западной Сибири.

В ранее опубликованных работах высказывалось предположение, что развитие гребенчато-ямочной традиции на территории Западной Сибири характеризует процесс формирования древних самодийских групп (Косарев, 1964б, 1974а). В последние годы эта точка зрения получила поддержку ряда сибирских археологов и этнографов (Посредников, 1973; Васильев В.И., 1979). Если признать правомерной мысль о связи гребенчато-ямочной орнаментальной традиции с древними самодийцами, то начало самодийского этногенеза следует искать к западу от Уральского хребта. Этому не противоречат лингвистические данные. А.П. Дульзон обратил внимание, что некоторые восточноевропейские гидронимы самодийского происхождения древнее сибирских. Исходя из этого, он присоединился к мнению тех лингвистов, которые считают, что самодийцы пришли в Сибирь из Восточной Европы (Дульзон, 1961, с. 363). К такой же точке зрения, основываясь на гораздо большем топонимическом материале, пришла Э.Г. Беккер (1970, с 14–18). Согласно исследованиям Д.В. Бубриха, самодийские языки по своей грамматической и фонетической структуре находят больше соответствий в финских языках, чем в угорских (Бубрих, 1948, с. 511). В этой связи интересно, что саамский язык обнаруживает близкие этимологические параллели в самодийских языках; это дает основание предполагать, что древние протосаамы первоначально говорили на языке, сходном с самодийским, и лишь позднее восприняли язык финнской группы (Toivonen, 1950; Хайду, 1953).

Недавно Д.А. Крайнов высказал предположение, что протофиннами в Восточной Европе были не волосовцы, как считалось ранее, а местные неолитические гребенчато-ямочники (Крайнов, 1981), которые как он полагает, приняли участие в сложении культуры текстильной керамики (бронзовый век), переросшей позднее в дьяковскую культуру (эпоха железа), финнская принадлежность которой признается практически всеми исследователями. Мы готовы согласиться с этой гипотезой, но с одной существенной поправкой: реконструируемый Д.А. Крайновым вариант этнической трансформации восточноевропейских гребенчато-ямочных культур можно признать правомерным лишь в том случае, если допустить, что в их основе лежал не протофиннский, как считает Д.А. Крайнов, а древнейший недифференцированный финно-самодийский пласт. Иначе трудно понять, почему появившиеся в позднем неолите на территории Западной Сибири носители гребенчато-ямочной орнаментальной традиции хорошо увязываются по ряду преемственных признаков с исторически известными западносибирскими самодийскими этносами.

Отступающе-накольчатая орнаментальная традиция, по имеющимся сейчас археологическим данным, сложилась ранее гребенчатой и гребенчато-ямочной. Так, в Среднем Зауралье известен ряд ранненеолитических памятников с отступающе-накольчатой посудой (стоянки Евстюниха, Махтыли, Ипкуль XIII и др.), тогда как самые древние в этом районе комплексы с гребенчатой керамикой относятся к позднему неолиту (стоянки Аять, Сосновый Остров, Байрык 1Д и др.). В лесостепной Барабе отступающе-накольчатая посуда лежит ниже гребенчато-ямочной, распространившейся здесь на рубеже неолита и бронзового века (Молодин, 1977). В низовьях Томи и Чулыма отступающе-накольчатая традиция была сменена гребенчато-ямочной лишь в конце самусьско-сейминского периода. Таким образом, отступающе-накольчатый орнаментальный комплекс на зауральско-западносибирской территории всюду выступает как автохтонный.