— Да, — прохрипел он. — Я знаю.

— Я думаю, это тревожный звонок, приятель. Ты должен сделать шаг вперед и быть рядом с Бенни, пока он поправляется, и ты должен быть откровенным со всеми о том, от кого ты получил эти наркотики.

— Я уже сказал полиции, что это был не один из дилеров «Падших», — быстро сказал он, впервые обратив на меня свой взгляд. — Я знаю, что ты встречаешься с Зевсом Гарро.

Я положил руку ему на плечо, потому что не хотела, чтобы он боялся меня из-за этого.

— У тебя нет проблем с ними, Карсон. Тебе нужно сосредоточиться на Бенни. Если ты до сих пор не можешь поступить с ним правильно, ты должен быть достаточно мужественным, чтобы сказать ему об этом, хорошо?

— Я буду поступать с ним правильно. — пробормотал он, глядя в пол в поисках руководства.

— Твои родители придут? — спросила я, потому что знала, что его родители часто работают и остаются в Ванкувере.

— Да, — он наклонил голову с зажмуренными глазами, из-под которых текли слезы. — Он убьет меня.

Мне не хотелось думать о том, какой отец мог бы заставить своего сына чувствовать себя так, но это облегчало сопереживание Карсону, и я знала, что ему нужен кто-то в его углу, чтобы поддержать его, пока он снова встанет на ноги, чтобы он мог двигаться вперед по правильному пути.

— Позвони мне, если я тебе понадоблюсь. Я приеду за тобой, — предложила я. — Я сниму тебе номер в гостинице или что-нибудь в этом роде, хорошо?

Тогда он посмотрел на меня, повернулся прямо ко мне лицом и уставился прямо в мои глаза. Я позволила ему искать их своим бешеным взглядом, пока он не нашел то, что ему нужно было найти, а потом, потому что я знала, что это произойдет, и хотя я ненавидела его за то, что он сделал с Бенни, он был еще ребенком и нуждался в утешении, я раскрыла руки, чтобы принять его объятия, когда он опустился вперед на мое плечо и разрыдался.

Его мать пришла в больницу, чтобы забрать его, и я тихо поговорила с ней о событиях этого вечера. Она выглядела больной на голову из-за страхов Карсона, потому что знала, что ее муж будет в бешенстве. Я сделала вид, что не замечаю синяков, которые она носила на обоих запястьях, как кандалы, и она пообещала мне, что позаботится о сыне, даже если для этого придется уйти от мужа. По неистовой решимости, ожесточившей ее лицо, я поняла, что она говорила серьезно.

После этого я снова вернулась к двум пожилым итальянским иммигрантам и взяла за руку Анну Лючию.

Бенни проснулся в три часа ночи, и мне позволили его увидеть. У него болело горло, но я сидела на краю его кровати, гладила его темные волосы и читала ему из книги «Дзен и искусство ухода за мотоциклом», которую я положила в сумку утром. Вскоре он снова заснул, а вскоре и я, неудобно прислонившись головой к оранжевому пластиковому креслу.

Я проснулась в семь часов, попрощалась с семьей Бонанно и вышла из больницы, чтобы быстро переодеться и отправиться в школу.

Когда я вышла через автоматические стеклянные двери на парковку, Кинг был там, стоял на фоне своего байка, скрестив руки и закрыв глаза. Я остановилась на середине шага, уставившись на его красивое лицо, измятое, как простыни от бессонной ночи, в которых я запуталась.

Почувствовав мой взгляд, он поднял глаза и посмотрел прямо в них.

Мое дыхание покинуло мое тело в длинном выдохе, а затем я помчалась через подъездную дорожку. Он поймал меня без усилий, прижав к себе и готовый к тому, что я всем телом брошусь в его объятия. Я сразу же обхватила его руками и ногами, крепче, чем лианы, и так же непреклонно. Я уткнулась лицом в его шею, в то ароматное место прямо за его ухом, где я могла успокаивать себя запахом его волос, пропахших свежим морским соленым воздухом, и знакомым теплым ароматом стирки его одежды.

— Попалась, Королева, — пробормотал он, его рука нырнула под мои волосы, чтобы обхватить мою шею сзади. — Попалась.

Я просто прижалась к нему, не в силах говорить после долгой ночи без сна, после долгих часов беспокойства о Бенни. В тот момент меня не волновало, увидит ли кто-нибудь из наших знакомых, как мы обнимаемся посреди больничной парковки.

Все, что имело значение, — это быть в объятиях Кинга. Я нуждалась в этом чувстве больше, чем в следующем глотке воздуха. У человеческого тела есть пределы: пять дней без еды, три без воды. Я только что узнала, что мой предел — двадцать четыре часа без Кинга.

— Давай отвезем тебя домой, детка. — пробормотал он, осторожно снимая меня с себя, чтобы усадить на «сучье сиденье» своего мотоцикла.

Как только он устроился, я прижалась к нему пахом и щекой к его спине и снова обхватила его, даже ноги, которые я задрала вверх и перекинула через его бедра. Это была шаткая позиция. Я полностью полагалась на Кинга, чтобы уравновесить вес спины и не дать мне опрокинуться, но мне было все равно, и, видимо, ему тоже.

Когда мы добрались до коттеджа «Шэмбл Вуд», мне стало ясно, что он провел там ночь, хотя я осталась в больнице. Посуда, которую мы оставили в раковине накануне утром, была убрана, а в столовой стоял огромный букет цветов, который, как сказал мне Кинг, был от Майи и Бака. На моей кровати было свежее постельное белье, бледно-розовое, а не кремовое, и все маленькие подушки, которые я убираю, только если у меня гости.