— Когда успокоишься, позвони! — крикнул вслед Отар.

Прошло несколько месяцев, Ната не звонила. Отару не хотелось поддаваться яа ее капризы, но постепенно в душу вкрались сомнения, потом и страх. Когда же надежда окончательно оставила его, он махнул рукой на самолюбие и пожаловал к Нате домой. Девушка захлопнула дверь перед его носом.

Но не так-то легко было заставить Отара Нижарадзе отступить. На следующий день он подкараулил Нату у входа в университет и, издали завидев ее, еще раз поклялся — она или никто…

— Что вам угодно? — спросила девушка.

В ее насмешливом тоне явно проскальзывала обида. Отар моментально заметил это и решил держаться с достоинством:

— Пожелать тебе всего хорошего.

— И только?.. Счастливо оставаться!

Ната повернулась, чтобы уйти. Отар схватил ее за руку.

— Отар, на нас смотрят.

— Выйдешь за меня замуж, в конце концов?

— Разумеется, нет. Но я никогда не сомневалась, что у тебя хороший вкус. Всего наилучшего.

— Ната!

— Слушаю! — Ната лукаво взглянула на Отара.

— Чего ты добиваешься, наконец?

— Ах, вот как, это я добиваюсь! А мне-то казалось, наоборот…

— Я свое сказал. Теперь твоя очередь.

— Моя? Сперва ответь, где ты пропадал столько времени?

— Хотел убедиться, люблю тебя или нет…

— И к какому же ты пришел заключению?

— Пришел к тебе, вот и заключение.

— Оставим подтексты литературе. На серьезный вопрос следует отвечать конкретно и вразумительно.

— Я пришел к заключению, что люблю вас и не могу без вас жить. Мне следует перейти к подробностям?

— Не стоит. На сегодня и этого вполне достаточно. Меня ждут. Всего доброго.

И Ната ушла.

Отар остолбенел. Злой как черт вернулся он домой и завалился на кровать. В глаза бросилась облупившаяся штукатурка на потолке, он вспомнил, что целую неделю собирался позвонить в домоуправление, решил было сейчас отправиться туда и сорвать свою злость на домоуправе, но тут же рассердился на себя за дурацкое побуждение, повернулся лицом к стене и пролежал так до самого вечера. А как стемнело, вскочил будто ужаленный, выбежал на улицу, поймал такси и помчался к Тамазу. Полчаса спустя друзья сидели в уютном буфете гостиницы «Тбилиси». Это было их излюбленное место.

Отар заказал бутылку коньяка. Тамаз пить не стал. Отар не настаивал. Он пил один и говорил без умолку. Опустошив бутылку, потребовал еще одну.

— Будет, Отар, ты и так хорош, — взмолился Тамаз и сделал знак буфетчику, чтобы тот унес бутылку обратно.

— Гриша-джан, не выводи меня из терпения! — сверкнул глазами Отар на буфетчика, выхватил бутылку и сам откупорил ее. — Выпей хоть рюмку, Тамаз, на трезвую голову трудно слушать пьяный бред.

О Нате Отар ни разу не упомянул, хотя весь вечер думал только о ней да о своей обиде.

— Тамаз, хочешь завтра в Сванетию махнем? Поохотимся на туров. Почему ты не любишь охоту? Теперь самое время — открытие сезона, постреляем куропаток. Ты никогда не охотился на куропаток? — спросил Отар и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Что может быть лучше охоты на куропаток? Сперва надо разогнать стаю, — пока они вместе, это чертовски хитрые птицы. Но стоит их разогнать, все, их песенка спета. Я думаю, во всем мире не найти птицы глупее, чем одинокая куропатка. Одно нехорошо, где они гнездятся, там гюрза водится. Ты когда-нибудь видел гюрзу? Она толщиной с мою руку. — Отар подтянул рукав к локтю, обнажив широкую в кости руку, и показал Тамазу. Потом обернулся к буфетчику: — Гриша, пропусти с нами рюмочку.

— Нет, дорогой, не могу, сердце болит.

— Брось, выпей, я прошу!

Гриша подошел со своей рюмкой. Отар налил ему. Буфетчик выпил и закусил ломтиком соленого огурца.

— А это что еще за пугало? — удивленно сказал Отар.

За соседним столиком, откинувшись к стене, дремал молодой человек живописного вида. У него были буйные русые кудри и окладистая борода.

— Художник, кажется, — ответил Гриша.

— О чем мы говорили? — Отар разом позабыл о существовании художника. — Да, гюрза, говорю, водится. Когда увидишь ее, главное — не растеряться. Целься да смотри — не промахнись. Она сама будет держать равнение на ствол. Эта тварь чует, что опасность таится в черной глубине ствола. Она же не знает, что оттуда вылетит.

Отар затянулся. Сигарета уже погасла. Тамаз зажег спичку, Отар прикурил, выпустил дым и подвинул другу полную рюмку.

— Выпей хоть одну.

— Хватит, Отар, поднимайся, совсем уже пьян.

— Ты прав. Сам не понимаю, что со мной. Когда это пьянел от шестисот граммов?

Тамаз проводил друга до дому. Отар повалился на кровать и моментально уснул. Проснулся он в полночь, увидел, что спал одетым, быстро разделся и снова нырнул под одеяло.

Утром он поднялся совершенно разбитый. Подставил голову под холодную воду. Привыкший к легким успехам у девушек, он весь день не находил себе места от злости и обиды. Он был убежден, что не любит Нату, а если и думает о ней, то лишь потому, что ущемлено его самолюбие…