— Слушаю вас! — раздался голос секретарши.

— Зайдите! — коротко бросил он. Встал. Отпер дверь кабинета. — Мне никто не звонил? — возвращаясь к креслу, спросил он вошедшую Марину.

— Никто.

— Совсем никто?

— Совсем никто.

Обычно, спрашивая секретаршу, не звонили ли ему, Кахишвили подразумевал вышестоящие органы. Поэтому он и повторил вопрос — дескать, вообще не было звонков?

Опустив голову, директор уперся взглядом в стол. Пустые, без начала и конца мысли одолевали его. Долго сидел он понурившись.

Секретарша не знала, как ей быть. Повернуться и выйти она не решалась. В то же время не решалась спросить нового директора, можно ли ей идти.

— Марина! — неожиданно сказал он.

— Слушаю вас!

— Мне может позвонить один молодой человек, Рамаз Коринтели!

— Рамаз Коринтели, — проговорила секретарша, будто запоминая, а скорее, чтобы не стоять в тягостной тишине, потому что Отар Кахишвили снова умолк.

— Именно, Рамаз Коринтели! Тот представительный, симпатичный юноша, который был у меня вчера, помните?

— Помню, — растерянно ответила Марина.

«Рамаз Коринтели!» На этот раз охваченная волнением женщина по-иному повторила в душе имя и фамилию странного молодого человека, смутившего вчера ее душу и разум.

— Выслушайте его внимательно и хорошенько запомните, что он скажет. Только не записывайте, как у вас заведено.

— Как скажете!

— Не давайте ему почувствовать, что вы его узнали. И не говорите, что я справлялся о нем. Вы поняли?

— Я не знакома с ним, батоно Отар.

— Я говорю не о знакомстве, а об узнавании. Вы делайте вид, что не догадываетесь, с кем говорите. Попросите повторить имя и фамилию. Разговаривайте таким тоном, будто никто не называл вам его имени и фамилии и вы вообще слышите их в первый раз. Когда он придет, вы притворитесь, будто ни сном ни духом не знаете, что он Рамаз Коринтели. Вы поняли?

— Я поняла вас. — Странное поручение директора еще больше возбудило интерес к личности Коринтели.

— А сейчас вызовите ко мне моих заместителей, секретаря партийного комитета и председателя месткома.

— Сию минуту!

Отар Кахишвили проводил секретаршу таким взглядом, будто впервые видел ее. Звук захлопнувшейся двери перенес директора института в другую, куда как знакомую стихию. Глаза его тут же обратились к сейфу. Высокий, метровой ширины, тяжелый, мрачный сейф спесиво выглядывал из обшитой дубовыми панелями ниши. Не менее высокомерными казались круглые никелированные ручки и пять дисков под ними. Достаточно знать только одну цифру, угадать по одной на каждом из кружков, всего-навсего одну, и…

Отар Кахишвили встал, медленно подошел к окну и выглянул наружу. Ему почему-то казалось, что внизу он увидит красные «Жигули» и прислонившуюся к ним длинноногую блондинку, но увидел лишь знакомого дворника, подметавшего тротуар.

Улица Вашловани, на которой располагался институт астрофизики, выходила на городскую окраину, к подножью горы. Короткая, довольно широкая, она никогда не была ни многолюдной, ни переполненной транспортом, но такой пустынной Кахишвили никогда не наблюдал ее.

Он вернулся к столу, сел в кресло, еще раз взглянул на сейф и уткнулся лбом в сложенные на столе руки. Перед глазами опять возник Рамаз Коринтели. Нахлынули прежние мысли, поползли прежние подозрения.

«Я должен увидеть его. Мне надо непременно повидаться с ним. Только не сегодня. Необходимо взять себя в руки, скрыть заинтересованность. Другим путем мне не одержать победы, не одолеть его, не подчинить себе, и только себе. Позвоню ему завтра. Лучше пусть приходит сюда. Визит к нему домой или прогулка за город даст мне больше информации. Семейное окружение, книги, стиль жизни или беседа в машине позволят узнать о личности Рамаза Коринтели больше, чем кабинетная беседа, но я все-таки предпочитаю встретиться с ним здесь. Заявиться к зеленому юнцу домой означало бы поставить его на одну доску с таким человеком, как я, к тому же с директором научно-исследовательского института астрофизики. — Кахишвили стукнул кулаком по столу и встал. — Именно для дальнейших отношений выгоднее, чтобы он пожаловал сюда, и, по-моему, ни в коем случае не надо звонить ему. Я как бы пренебрег его вызовом. Тем более преждевременно звонить ему завтра и приглашать сюда. И вообще, пусть наведается по личной инициативе. Я обязан преодолеть соблазн, обязан держать нервы в узде!

А допустим, он не позвонит, что тогда?

Тогда»…

Отаром Кахишвили снова овладело отчаянье.

«Тогда я сам вынужден звонить ему…

Я сам…»

На селекторе вспыхнула лампочка приемной. Кахишвили нажал соответствующую клавишу.

— Слушаю!

— Все собрались. Им входить?

— Пусть войдут.

Отворилась дверь. Первым в кабинете показался новый первый заместитель директора Арчил Тевдорадзе.

Директор всех приветствовал улыбкой.

Невольно взгляд Кахишвили задержался на Арчиле Тевдорадзе, тучном, седом симпатичном человеке в очках. На первый взгляд в нем ничего не было от ученого, хотя его исследования котировались в научных кругах более высоко, чем исследования самого Кахишвили. Во всем Союзе Арчил Тевдорадзе пользовался славой первоклассного экспериментатора и если не был оценен, как другие коллеги его ранга, то это объяснялось скромностью самого ученого.