– Ты находишь это все смешным? Или веселым? – Она спросила с недоумением, и чуть треснувшим голосом. Стемнело очень быстро, Люда не заметила, что они стоят посредине дорожки, не дойдя и десяти метров до реки. С двух сторон были редкие деревья, из-за которых светились окнами пятиэтажные дома.

– Почему ты не отвечаешь мне? – Она, пройдя несколько метров, остановилась. Костя тоже встал. Его лица не было видно совсем, глубокая тень от дерева закрывала его до подбородка.

– Потому что я не хочу тебе отвечать, Люда. Потому что это не важно, что я думаю.

– Но я же рассказала тебе всё, как ты просил.

– Вот и умница. Ты большая молодец. И это всё, не спрашивай ничего больше. – Он отвернулся, и быстро пошел к открытой калитке, отделявшей дорожку от пляжа. Запахло сырым погребом, и старыми сгнившими ракушками. Вода, рокоча шумела, разбиваясь о прибрежные бетонные плиты.

Переходя через черную металлическую дверцу, она споткнулась о неровный кусок бетона, положенный, чтобы сюда не заезжали мотоциклисты, и полетела бы вперед, в кусты или просто упала на квадрат асфальта, но Костя перехватил её за секунду до падения, и, крепко сжав за талию, удержал. Их обоих сильно качнуло, но оба удержались, и не упали. Отпустив, он сказал: – Ты такая мягкая.

– Что? – Она ничего не понимала. Его лицо было очень близко.

– Что ты мягкая и приятная, больше я ничего не имел в виду. – Его идеальная фарфоровая кожа сильно контрастировала с темными волосами, что, растрепавшись, разметались на глаза и скулы. От него сегодня по-новому, непривычно пахло кисло, табаком, и чуть уловимо незнакомой туалетной водой. Он разжал руки, и легко пошел к воде. Сердце её вырывалось наружу.

На набережной было холодно из-за ветра. Людей почти не было, прошло несколько теней с собаками, на большом от них расстоянии. Люда выкопала яму в песке, сложила собранные по пути палки. Костя приволок бревно, на котором можно сидеть, набрал тонкие сухие прутики травы, что клочками прорастала через песок, но костер не разгорался.

– Не горит! – С досадой выплюнул он в воздух. – У тебя же была книжка какая-то с собой, давай ее сюда – Его голос повис холодным приказом в воздухе.

– А зачем тебе? – Книжку она купила сегодня утром, и было жалко её даже доставать из сумки.

– Костер не горит, нужна бумага. – Чуть мягче ответил он.

– Я не дам тебе рвать книгу и пускать ее на растопку костра.

– Дай-ка сюда книгу! – Требовательно прикрикнул он, но видя, что это не помогло, замолчал на несколько секунд. – Пожалуйста! – Голос в мгновение стал жестким, звенящим, словно новогодний серебряный дождик с елки превратился в сосульки. Она стояла, не шевелясь, и не отвечая.

– Дай сумку! – Он вытянул прямую руку в её сторону, ладонью вниз. Люда отшатнулась от него, но он дотянулся до сумки через плечо, расстегнул молнию, и, пошарив внутри, вынул книгу.

Люда выпросила у отца денег этим утром, и пару часов провела в магазине, ощупывая витрины глазами, не отвечая на вопросы продавцов, чем бы её помочь. В сумке был еще большой блокнот, кроме книги. Он знал это. Должен быть знать, раз так долго там водил рукой. Но вынул книгу.

– Рви! – Протянул ей. – Листов десять будет достаточно.

– Я не буду рвать мою книгу – Голос дрожал, и уходил выше, чем обычно.

– Я люблю тебя. Ты всё правильно делаешь. – Мягко произнес он, покачнувшись, и приобняв за плечи, поцеловал её в лоб. Ветер как будто стал тише, но из-за волн не было ничего больше слышно, ни города, ни машин, ни деревьев. Все слилось в мерцающий огромный шар, зависший, и пульсирующий посредине ничего.

Костя вложил книгу ей в руки – Рви!

«Люблю тебя» – Эхом отдалось внутри. Она даже не думала никогда на эту тему. Не разрешала себе думать. Он никогда ни на что не намекал, их вылазки были похожи на походы юннатов. Обычно они шли по лесу, выискивая пивные смятые банки, пачки от сока, разорванные и насаженные на поломанные кусты. Размазанные презервативы. Окурки. Рваные пакеты. Винтовые бутылки всегда прятались в самой глубине кустов, будто их больше всего стоило стесняться, и прятать нужно было покрепче, чтобы никто не увидел. Люда часто просто шарила по густым кустам рядом с черными выжженными кругами по земле от кострища – стопроцентная удача, там всегда были бутылки из-под водки, и дешевого коньяка.

Когда они уставали собирать мусор, то бросали черные пакеты, садились прямо на землю, закуривали, сидели молча. Даже если она начинала что-то говорить, он обрывал на полуслове, но и это были лучшие моменты тех дней.

Он замер, не отводя взгляда от книги в её руках. Люда послушно, как будто под гипнозом, вырвала клок первых страниц из ни разу еще не хрустнувшей корешком книги. Костер разгорался с трудом, но странички схватились сразу, буквы почти стекали, ничего нельзя было разобрать, только отдельные слова.

«Живот разорван»

«Мелочи»

«Она была»

«Была»

«И ты»

Костя, не останавливаясь, дул в центр огня. Но полено было сырым, или просто непригодным для костра, торчащие прутики обуглились до основания, а само дерево гореть не хотело. Тогда он вытер лоб рукой, немного измазавшись в саже, и зачерпнув песка, протер руки.

– Люда! – Он, кажется, не в первый раз повторил её имя. По интонации было понятно, что он зол. Очень сложно произнести «Люда», не смягчив губ, не улыбнувшись уголками, но он умеет разломать звуки по частям, так что «Лю» становится холодной стекляшкой, а «Да» выдыхается, как ругательство. Глядя на его глаза, ей захотелось отвернуться. Голубые, ничего не вырезающие и это Лю-Да острой прозрачной стружкой вылетающее из-под льда.