Она считала чуть слышно до десяти, старалась не пялиться. Плохо получалось, на самом деле. Время повисало в воздухе, не звенели чашки за барной стойкой, не шипела кофемашина, не смеялись девочки за соседним столиком. Ничего не происходило в этот момент, ничего, пока тишину не разламывал криком треск корешка.

В такие моменты она представляла, что больно бьет его – по рукам, голове, вцепляется в волосы. Пусть он уйдет.

Она немного скосила глаза в его сторону. Сейчас багровые, распухшие артритные пальцы крепко держали сиреневый томик, чуть поглаживая буквы тиснения на обложке.

Если бы Костя не подсел ко мне в тот момент, Люда бы точно закричала. И никогда бы больше не появлялась в этом месте.

Это была среда, во время второго урока в школе. В тот самый момент, когда она, почти заткнув уши руками, сидела в своем закутке на сером диване, к ней подсел незнакомый парень, старше лет на пять. От того, что он с размаху сел, другая часть дивана подпрыгнула и Люда, пружиня, немного тоже подпрыгнула, на долю секунды зависнув в воздухе.

Сел, и не торопился заговорить. Молча пялился, обшаривал взглядом с ног до головы. У него были черные, чуть вьющиеся волосы, и сильно обветренные губы, розовой ниткой подводящие лицо. Новенькие брюки, и синий свитер. И холодные, мертвенно равнодушные голубые глаза.

– Что тебе надо? – Она поджала коленки и отсела на край дивана.

– Я твой лучший друг, Люда – Он широко улыбнулся. На улице залаяла собака, прямо у входа в кафе.

– Я видел, как ты пялилась на этого деда, вообще-то я уже несколько дней тут торчу, а ты на меня даже не смотришь. – Он перешел на шепот. – Ты же из-за этого старика сюда приходишь, верно? – Он облизнул губы и быстро прикусил нижнюю, уже не улыбаясь.

– Мне не нравится, как ты на меня смотришь. И этот разговор мне тоже не нравится. – Она начала собирать свои вещи, распихивать по карманам сумки ручки, блокнот и салфетки.

Старик закашлялся, выхаркивая утренние сигареты. Его тело билось, как большая жирная муха, попавшая под струну электрического разряда. Видимо, её лицо отразило мысли, и она быстро отвела глаза, когда пересеклась с ним взглядом.

– Значит, я не прогадал, ты уже в игре. – Он неприятно улыбнулся, развернувшись всем телом. От него шло почти физическое тепло, как будто лампочка была спрятана под тонким новеньким синим свитером.

– В какой еще игре? Что это за дурацкий разговор?

– Очень простой и честной игре. Ты такая же как я, просто никогда не разрешала себе жить по-настоящему. Так? – Немного помолчав, он продолжил:

– Мне тоже не нравятся правила, по которым тут все играют. Я не собираюсь жить долго и скучно.

– Я ничего не понимаю!

– Пойдем со мной – Он встал, и протянул руку. Глаза его стали темнее, а рука оказалась сухой и теплой. Люда и так собиралась уходить, но искала в сумке кошелек, чтобы заплатить за чай.

– Я заплачу – Он опустил её руки, сжимающие купюру. – Я слышал о тебе. – Он понизил голос, и улыбался. – Ты всё еще носишь с собой эти ножницы?

Пол немного качнулся, и стены из серого стали светло-голубыми. Откуда он узнал? Хотя, наверное, все старшеклассники были в курсе. Наверняка он общается с кем-то из школы. Она всматривалась в него, пытаясь определить, зачем он спрашивает. Любопытство? Насмешка? Но нет, его лицо было очень спокойным, не выдавая абсолютно никаких эмоций, только блеск глаз хирурга перед операцией. Она запоздало вздрогнула, и ничего не ответила. По спине медленно ползла жирная липкая капля пота.

Они договорились встретиться вечером недалеко от кафе. Не поздоровавшись, он качнул головой в сторону кафе. – Ты знаешь его имя?

– Кого?

– Ну, этого мерзкого дела.

– Да, я видела его карточку в кафе. – А что? Его фамилия Лавров, Михаил.

– Звони ему! – Они торопливо зашли в обшарпанную, с разбитым стеклом телефонную будку. Он закрыл за собой дверь, и сдвигая Люду в самый край, развернул адресную книгу с телефонами, и фамилиями, идущими в алфавитном порядке. От него пахло детским мылом, и зубной пастой. Тонкие пальцы быстро перебирали страницы, в поисках нужной фамилии.

– Вот он, единственный Михаил с такой фамилией. Михаил Игнатович.

– А что мне ему сказать?

– Не знаю, это твоё первое задание. – Он пожал плечами. – Главное, ты помни, что это мерзкий дед, ты его считаешь уродом, и он больше не должен ходить в это кафе, что рядом с твоим домом. Скажи ему что-нибудь.

На том конце трубки занудели длинные гудки. Внизу живота скрутило, и потеплело. Выбежать бы, но дверь будки была перегорожена тяжело дышащим Костей.

– Его, наверное, нет дома. – Быстро прошептала.

– Жди. Это старик, ему дойти надо до телефонного аппарата.

Гудок. Еще один. Мимо проехал красный автобус, совершенно пустой. Всё же остальное вокруг как будто замерло, ни один куст не трепало ни единым порывом ветра.

– Ало! – Старческий требовательный голос, скрипом оборвал возможность избежать этого звонка. Дыхание участилось, а стук сердца заглушал мысли.

– Ало, кто это? – Старик вслушивался в сопение в трубке. – А? А ну хватит хулиганить!

Она не смогла выдавить из себя ни слова. Что ему сказать? Чтобы больше не приходил? Ну и что, ей можно и не такое сказать, из-за той истории половина города считает её ненормальной. Неужели какие-то слова могут остановить другого человека? Наверное, можно ранить, обидеть сказанным, но неужели телефонный звонок может изменить привычку? Зачем они здесь?