Майгатову вспомнилась знаменитая бурыгинская фраза:"На флоте четыре типа стукачей: особисты, журналисты, политработники и остальная шелупонь, которая на них работает." И еще Майгатов подумал, что нужно бы затребовать у этого типа ксиву, но раз уж Леонид Иванович привел, значит, проверил.

– А как вас звать?
– все-таки спросил он.

– Майкл Пирсон. Зовите просто - Майкл.

– Хорошо, - согласился Майгатов, хотя так и не понял, какая в этом простота.

– До Рейтер дошла информация о нападений на вас, на кораббель...

– На корабль?
– кулаком прикрыл выдавший его тревогу рот.

– А ви не снали?.. Да, било нападений, но бесресултатно...

– Что значит: безрезультатно?

– Ну ... как скасать... нападавшие ретировались, - тщательно выговорил он последнее слово.

– Понятно, - проговорил в кулак Майгатов, хотя так ничего и не понял.

– Но у нас нет подробность о судне, который затонуль...

– Об "Ирше"?

– Да-да, - обрадовался словоохотливый бородач.

– А где вы русский так хорошо выучили?
– выжидательно поинтересовался Майгатов, но иностранец ответил быстро, явно без придумываний:

– В Москве. Сем лет в представителстве Ассошиэйтед Пресс. Это уже сюда, в Аравию, попал в Рейтер...

– Как вас бросало-то!

– Што делат? Конкуренсия!
– так внушительно произнес это слово, словно в нем был весь смысл его жизни.
– "Ирша" утонуль?

– К сожалению, - недовольно ответил Майгатов, хотя отвечать вообще не хотелось.

– Моряки погибель?

– Н-не знаю. Может быть. На борту их не было.

– А товар?

– Что - товар?
– не понял Майгатов.

– Товар - рис - вы успель себе перегрузить? Это всье-таки денги, потрясал своей осведомленностью бородач.

– Да на кой он нам сдался!
– не удержался Майгатов.
– И без этого риса на юте бардак от мешков! Деньги! Это чужие деньги. Нам-то они зачем?

Бородач куснул серую мочалку уса, что-то чиркнул по-английски в блокнот, хотя диктофон "Панасоник" терпеливо крутил и крутил бабины махонькой кассетки в своем черном трудолюбивом, как сами сделавшие его японцы, теле.

– А ви не искаль моряков с "Ирша"?
– оторвал он от блокнота ставшие какими-то пустыми, безразличными, глаза.

– А где их искать?

– Что: никаких догадок?

– Никаких, - тихо начинал нервничать Майгатов.

– Ви разрешайт, я вас сниму?
– полез он в черный кофр, утяжелявший его бок.
– Первополосни снимок: официр, сбежавши от пират...

– Знаете что?!
– недовольно встал Майгатов, которому совсем не хотелось увековечивать для истории свою измученную болезнью, небритую физиономию.

– Все! Десять минут истекли!
– Вошло в дверь его спасение. Леночка еще шире распахнула створку, словно боялась, что имеющейся ширины не хватит, чтобы побыстрее выдворить визитера, и, к удивлению Майгатова, властно потребовала: - Прошу покинуть территорию больницы. Здесь - карантин.

Бородач ожидал, кажется, всего, что можно было ожидать от людей, не любящих в основной своей массе журналистов, но такая резкость со стороны женщины удивила его, и, смутившись, он затолкал фотоаппарат в кофр, торопливо схватил с тумбочки диктофон и, по-рачьи пятясь, вышел из комнаты. Он что-то еще сказал там, но Лена так резко захлопнула дверь, что грохот перекрыл его тихие слова.

6

Обед на "Альбатросе" в этот субботний день начался на час с лишним позже. Виной тому были моряки с "Ирши", которых пересаживали на подошедший из Ходейды катерок. А в порту, у причалов, нами же когда-то и построенных, их уже ждало судно калининградской приписки, стоявшее под загрузкой кофе. Вместе с моряками покинул корабль и Иванов, что сразу сделало Молчи-Молчи каким-то грустным и покинутым. Как только с кнехтов "Альбатроса" упали чалки катерка, и он с натугой в старческом, изношенном теле запыхтел к берегу, Молчи-Молчи ушел в каюту и на обед не появился: то ли строчил отчет, то ли плакал навзрыд об исчезнувшем празднике.

В виде компенсации за суточную кормежку такой оравы от калининградцев на "Альбатрос" перегрузили несколько ящиков с говяжьей тушенкой, пару мешков гречки-ядрицы и даже - для офицеров и мичманов - ящик шпрот. Но больше всего потрясли моряков не консервы, от которых их уже давно воротило, а ящик помидор и - почему-то в сумке - огурцы и несколько едких стручков красного перца.

Помидоры и огурцы по приказу Анфимова поделили поровну между кубриками, совсем немного отобрав для офицеров, а вот горький красный перец Бурыга конфисковал в пользу самого себя. Возможно, это был лучший выход из положения, потому что поделить три перчины на семьдесят ртов можно было чуть ли не делением их на атомы.