Как добежала домой – она не помнила. Понимала только, что ей нельзя в таком состоянии завалиться в дом и перепугать насмерть близких. Поэтому уже у подъезда она достала мобильник, позвонила маме и сказала, что уже почти дома, но ей надо на минутку забежать к подружке. Потом она зашла в соседний двор и долго качалась на качелях, пытаясь прийти в себя и привести мысли в порядок.

Когда она пришла домой, мама с отцом что-то оживленно обсуждали. Это было кстати, так как она не была уверена, что окончательно успокоилась и что лицо ее в полном порядке. Но рассказ родителей спокойствия не добавил. Мама взбудораженно поведала:

– Представляешь, тут к нам в дверь позвонили. А домофон молчал. Ну, папа дома, поэтому я открыла. А там солдат стоит. Только какой-то странный, наверное, реконструктор. В советской форме, со звездочкой на пилотке. Измученный такой, и форма мятая, грязная. Извинился, спросил, не можем ли мы дать ему кусочек хлеба. Я ему вынесла буханку хлеба и бутылку минералки. А он так странно на меня посмотрел. Сказал: «Богато живете…» и ушел. Ничего не взял.

– Надо же… – только и смогла она ответить. – А во сколько это было?

– Часа два назад.

«Значит, до встречи в степи», – подумалось.

– Есть будешь? – переключилась на насущное мама.

– Нет, меня Ленка покормила, – соврала она. Есть, действительно, не хотелось. Спать, правда, тоже. Но она, сославшись на усталость, ушла в свою комнату.

«Что мы имеем? – метались мысли. – Спас меня, похоже, призрак. Нормально так. Нет, конечно, можно подумать, что перезанималась, плюс перенервничала и походу еще и ужастиков пересмотрела. Но! Я же не одна его видела. Гопы-то, похоже, сдриснули, не сумки с книгами испугавшись. А толпой с ума не сходят. Паранойя – не грипп, воздушно-капельным не передается. О том, кто к родителям приходил, – даже думать не хочется. Это уж совсем запредел». В сети заходить не хотелось. Поискав в мобильнике кота, чтобы успокоиться, она, наконец, уснула.

Он уже не раз оказывался в этом промежутке времени, зачем – он не понимал. То, что все они, ярые атеисты, ошибались, считая, что материя первична и кроме материального мира ничего нет, он уже начал понимать. Но тогда почему он не попадает никуда – ни в рай, ни в ад? Что-то его тут держит? Или так и должно быть? Смутно он чувствовал, что не должно. И надо бы как-то во всем этом разобраться. Но понимал, что без помощи тех, кто еще живет в материальном мире, ему не обойтись.

В какой-то момент ему почему-то захотелось хлеба. Возможно, потому, что перед тем боем он был сильно голоден. На войне перед боем есть нельзя. При ранении в живот у голодного шансов выжить больше.

Он сам не понял, как зашел в странный, огромный дом. Таких домов в своем времени он не видел. Снаружи дом был каким-то нереальным. Хотя он представлял дома будущего другими. Наверное, более красивыми. Но, в общем-то, и этот был неплох. Неимоверной высоты, он заканчивался где-то в небе. И был разноцветным. Солдат поднялся по лестнице. Подумал, а как же те, кто здесь живут на верхних этажах, каждый день подниматься на такое расстояние вверх по лестнице – это же каким физкультурником надо быть! Наверное, люди будущего так гармонично развиты, что даже пожилые могут преодолевать такие препятствия с легкостью. Потом он услышал шум. На площадке открылась дверь, которую он не заметил сразу, и оттуда вышел человек, прошел к двери квартиры и открыл ее. Он понял, что в доме есть подъемник, и порадовался за пожилых людей.

Солдат посмотрел на звонок двери, находившейся прямо перед ним. Звонок зазвенел. Он даже вздрогнул от неожиданности. До этого ему не приходилось мысленно командовать предметами. Дверь открылась. На него смотрела женщина, удивительно похожая на его девушку. Он растерялся и только и смог вымолвить: «У Вас хлебушка кусочка не найдется?», забыв, что люди его обычно не видят и не слышат. Но женщина его услышала и по-доброму так улыбнулась:

– Заигрались, вояки?

Он не понял, что она сказала. Как можно заиграться в войну? А когда она вынесла целую буханку хлеба и огромную странную бутылку, оцепенел. После фронтовой пайки такое количество хлеба в руках одного человека его потрясло. Но еще больше поражало сходство женщины с его девушкой. Он даже подумал, может, это она, только повзрослевшая, пополневшая. От этой мысли стало совсем не по себе, и он ушел, не взяв хлеба.

Он еще долго думал об этой женщине. Она не могла быть его девушкой. Не должна была быть. Ведь он ушел на войну из маленького подмосковного городка, в котором они родились и жили. Как она могла оказаться в далеком роковом для него южном Сталинграде. Никак. Он твердо решил найти способ пообщаться с кем-нибудь из обитателей квартиры.

Желание это опять перенесло его внутрь дома. Только уже не на лестницу, а в саму квартиру. Он увидел чистое красивое жилище с какими-то очень необычными приборами. Не было привычного радио. Зато стоял огромный ящик, в котором, как в окне, ходили и говорили люди. Похоже было на кинематограф, только такой портативный, домашний и цветной. Как в сказке: «Катись-катись, яблочко, по блюдечку. Покажи мне края далекие, неведомые».

В квартире были трое. Женщина, похожая на его девушку, и мужчина, видимо, ее муж, ужинали на кухне. В одной из комнат работал «говорящий ящик», но там никого не было. В другой комнате, видимо спальне, на кровати лежала девушка и смотрела в маленькую пластину, изредка тыкая в нее пальчиком. Девушка эта показалась ему знакомой. Он присмотрелся. Да, это была та, кого он спас от подонков в степи одним своим появлением. Он уже понял, что его видят только тогда, когда он испытывает сильные эмоции и очень хочет что-то сделать. Тогда, в степи, он замахнулся, чтобы ударить хулигана и «проявился». Надо попробовать, возможно, получится сделать это и если просто очень захотеть. Но он решил не беспокоить девушку, она и так была напугана. Зато теперь он точно знал, что хочет поговорить именно с ней.