На следующий день 19 января оповещенное шляхетство и почти все «верховники» съехались в Кремль и собрались в Мастерской палате, где, как правило, происходили заседания Верховного тайного совета. Не приехали Остерман, поспешивший в лефортовский дворец к телу своего бывшего воспитанника, и... князь Алексей Григорьевич Долгорукий.

В зале сидели «члены синода и знатные духовнаго чина, сенат, генералитет и прочие военные и стацкие чины и из коллегий не малое число до брегадира». Герцог де Лирия описывает это собрание так: «Собрание открыл речью князь Дмитрий Голицын, как самый старший; хотя при этом и находился великий канцлер, но он имел такое сильное воспаление в горле, что не мог говорить... Князь Голицын сказал, что так как бог наказал их, взявши к себе царя, и так как эта монархия не может остаться без главы, которая бы управляла ею, то он думает, что никто не может быть скорее государем, как герцогиня Курляндская, дочь царя Ивана, брата Петра, и тетка покойного, принцесса, которую — так как она одной и той же крови с древними государями и украшена всеми необходимыми качествами — он считает наиболее достойною этого и что если они того же мнения, пусть выразят это виватами, каковые всем собранием и повторились три или четыре раза, вследствие того, что все главные министры и генералы признали ее царицей и присягнули ей в верности».

Ни слова о кондициях не было сказано. Присутствующим были розданы записки с извлечениями из журнала заседаний, которые происходили в предыдущую ночь. Но большинство засунуло полученные бумажки за обшлага, не вникая в их содержание. Они прочтут их позже, дома. И от того пойдет брожение великое по Москве, которое окончится большой неожиданностью для всех членов Верховного тайного совета как раз тогда, когда будет казаться, что все трудности переходного времени остались позади.

Когда представители шляхетства разошлись, «верховники» приказали архиереям исключить из ектений имена умершего императора и обрученной его невесты. Феофан Прокопович, архиепископ Псковский и Новгородский, отвечавший от имени духовенства, заявил, что они «желают тотчас в престольной церкви (в Успенском соборе) при всенародном присутствии торжественным молебствием благодарить всемилостивейшему Богу за толикое полученное от него дарование». Но верховные господа на это не согласились, удивив всех присутствующих. И долго еще после того шло среди духовных особ рассуждение по поводу странного поведения министров и высказывались разные предположения.

«Стали же многия рассуждать, — писал Феофан Прокопович, — какая бы то была от Верховных причина отлагать оное благодарственное молебствие? И кто легко и скоропостижно рассуждает, сию того вину быть думал, что еще неизвестно, соизволит ли царевна Анна царствовать; но осторожнейшия, голову глубоча, нечто проницали и догадывалися, что господа Верховныя иный некий от прежняго вид царствования устроили, и что на нощном оном многочисленном своем беседовании, сократить власть царскую и некими вымышленными доводами акибы обуздать и, просто рещи, лишить самодержавия затеяли...»

Потом, подвергнув еще раз редакции пункты кондиций, сочинив инструкцию депутатам в Митаву, составив манифест от Верховного тайного совета о кончине Петра Второго и об избрании на престол Анны, сделав еще уйму дел, «верховники» стали собираться по домам.

Отредактированные кондиции было решено послать в Митаву к Анне Иоанновне с тремя депутатами: от Верховного совета, от Сената и от генералитета. Фельдмаршал Долгорукий предложил было четвертого — от духовенства, но князь Дмитрий Михайлович резко возразил:

— Нет! Духовенство не заслужило уважения. Оно опозорило себя, согласившись на воцарение Екатерины, не имевшей на то никакого права... Пусть едут князь Василий Лукич и князь Михаил Михайлович-младший как сенатор.

Он не добавил, что к тому же Михаил Михайлович Голицын был и его брат, но тут подоспел канцлер Головкин, предложив третьим своего родственника генерала Леонтьева.

Написали письмо от Верховного совета: «Всемилостивейшая государыня! С горьким соболезнованием нашим Вашему Императорскому Величеству верховный тайный совет доносит, что сего настоящего году, Генваря 18, по-полуночи в первом часу, вашего любезнейшаго племянника, а нашего всемилостивейшаго Государя, Его Императорскаго Величества Петра II не стало, и как мы, так и духовнаго и всякаго чина свецкие люди того же времени заблагорассудили российский престол вручить вашему Императорскому Величеству, а каким образом Вашему Величеству правительство иметь, тому сочинили кондиции, которыя к Вашему Величеству отправили из соображения своего с действительным тайным советником князь Василием Лукичем Долгоруким да с сенатором тайным советником князь Михаилом Михайловичем Голицыным и з генералом маеором Леонтьевым и всепокорно просим оные собственною своею рукою пожаловать подписать и не умедля сюды в Москву ехать и российской престол и правительство воспринять».

Если еще добавить, что в тот же день два генерала-фельдмаршала из тех же фамилий были выбраны в члены Верховного тайного совета, то можно сказать — первый день без императора завершился.

Черновой набросок «пунктов» на следующий день был подвергнут основательной ревизии. И в окончательной своей форме они получили название «кондиций», которые и были отправлены в Митаву к Анне Иоанновне. Требования, выработанные Верховным тайным советом, интересны, поскольку дают представление об образе мышления заговорщиков и позволяют нам сегодня представить совершенно новый путь, по которому могла бы пойти Россия...

Я нашел текст окончательной редакции в книге Д. А. Корсакова, откуда и заимствовал его для данного Прибавления. Итак:

«Понеже по воле всемогущего Бога и по общему желанию российскаго народа, мы, по преставлении всепресветлейшаго, державнейшаго великаго Государя Петра Втораго, Императора и Самодержца Всероссийскаго, нашего любезнейшаго Государя племянника, императорский всероссийский престол восприяли и, следуя божественному закону, правительство свое таким образом вести намерена и желаю, дабы оное в начале к прославлению Божескаго имени и к благополучию всего нашего государства и всех верных наших подданных служить могло. Того ради, чрез сие наикрепчайше обещаемся, что наиглавнейшее мое попечение и старание будет не токмо о содержании, но и о крайнем и всевозможном распространении православныя нашея веры греческаго исповедания, такожде, по принятии короны российской, в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника, ни при себе ни по себе никого не определять.

Еще обещаемся, что понеже целость и благополучие всякаго государства от благих советов состоит, того ради мы ныне уже учрежденный Верховный Тайный Совет в осьми персонах всегда содержать и без онаго Верховнаго Тайнаго Совета согласия:

1). Ни с кем войны не всчинять.

2). Миру не заключать.

3). Верных наших подданных никакими новыми податьми не отягощать.

4). В знатные чины, как в стацкие, так и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, и гвардии полкам быть под ведением Верховнаго Тайнаго Совета.