— Привет! — радостно восклицает Кейти, заметив меня. — Роскошно выглядишь! Остин сойдет с ума, когда тебя увидит.

— Боюсь, что уже это уже произошло. Он свихнулся задолго до нашей с ним встречи.

— Будешь навещать его в психушке, когда отец упрячет его туда?

— Конечно. А ты?

— Да. Надо будет составить график посещений на досуге.

— Точно, пришлешь мне на почту для согласования?

Кейт запрокидывает голову и смеется:

— Пойдем, скоро начнется бал!

— Кстати, а где твоя свита? — интересуюсь я, пытаясь найти взглядом Маргарет, Джози и Эмму, когда мы поднимаемся по лестнице.

— Они уже внутри, а я вышла, чтобы… эм… подождать тебя.

Подождать меня, да, да. Между сестрой Остина и мистером Гибсоном что-то есть. Но она определенно не хочет, чтобы я об этом знала, так что сделаю вид, что я не видела, как они стреляли друг в друга глазами несколько минут назад. Я же в Англии, так что нужно хотя бы постараться сделать вид, что я уважаю чужое личное пространство. Если Кейти захочет, то она сама мне все расскаж..

Мысль вдруг прерывается на полуслове, когда я вижу Остина. Он выясняет отношения с высоким темноволосым мужчиной в смокинге, точно таком же, как на моем парне. Помимо черного костюма на Стоуне черная рубашка и черные мартенсы на ногах. Ему так идет смокинг, что я никак не могу отвести взгляда. Не могу перестать любоваться им. Какой же он офигительный.

Господи. За свою жизнь я прочла не менее пары сотен книг, а единственное слово, которое мне пришло в голову при виде своего парня в костюме, — «офигительный»?! Не ожидала, что у меня такой скудный словарный запас.

Когда я оказываюсь на последней ступеньке, то Остин как раз поворачивает свою голову в сторону лестницы. Мои глаза встречаются с чистыми как море глазами Стоуна, и сердце норовит выпрыгнуть из груди. Интересно, меня могут засудить за то, что из-за моего оглушительного стука сердца оглохнут все в радиусе нескольких сотен миль как минимум? Думаю, в Англии могут. Учитывая те странные факты, которые мне писал Остин, в Англии возможно все.

Остин быстрыми шагами подходит ко мне, и я пропадаю, когда он произносит:

— Я хочу поцеловать тебя. Можно?

Его голос звучит так хрипло и с такой мольбой, что я вдруг перестаю дышать. Опускаю взгляд на его соблазнительные губы, и, удивляя саму себя, тянусь своими губами к его. Всего одно прикосновение, и по моему телу проходит разряд, словно ко мне приставили дефибриллятор. Губы Остина такие мягкие и теплые, что мне приходится сильнее вцепиться руками в его массивные плечи, чтобы не упасть, настолько сильно трясутся мои коленки. Каждый дюйм моего тела покрывается мурашками, когда он углубляет поцелуй. Стоун притягивает меня ближе к себе и зарывается пальцами в моих волосах. Никогда прежде прикосновения не вызывали во мне такую бурю эмоций. Поцелуй такой сладкий, нежный и чувственный, что моя голова начинает кружиться. Сознание полностью отключается, отправляя меня куда-то далеко в космос, пока Остин снова и снова целует меня.

Мы отстраняемся друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. И мне до безумия хочется продолжать целовать его вкусные губы, но вместо этого я шепчу:

— Нам нужно идти.

— Нет, Лив. Давай никуда не пойдем? — шепчет мне в губы Остин.

Широкая улыбка озаряет мои губы:

— Нужно идти. Кити-кэт не терпится увидеть пару Джессики Рэббит и кролика Роджера.

Он удивленно вскидывает бровь, когда я достаю из-за спины белый ободок с кроличьими ушами и надеваю ему на голову.

— Так и знала, что ты забудешь.

— Ты же прикалываешься, да?

— Нет, ты сам предложил, — смеюсь я.

— Детка, нет, прошу.

— Тебе очень идет! Чуть не забыла. — Открываю сумочку и достаю из нее меховой помпон на булавке. — Поворачивайся.

— Мышонок, я не пойду на бал с помпоном на заднице.

— Пойдешь.

— Нет.

— Остин, ты же сам предложил мне стать Джессикой Рэббит.

— Да, но я не думал, что ты притащишь с собой все это! — бубнит он себе под нос, пока поворачивается ко мне спиной.

Прикрепляю хвост ему на низ пиджака и, стукнув по накаченной заднице, произношу:

— Ну пойдем, кролик Роджер!

Остин.

Основной свет в колонном зале выключен, и пространство озаряет лишь желтый свет многочисленных свечей в золотистых канделябрах, расставленных повсюду. Кто-то болтает у стола с закусками, девчонки фотографируются на фоне праздничного плаката, установленного на входе, а парочки двигаются в медленном танце, пока пианист исполняет на фортепиано песню Эда Ширана[1] «Perfect».