— Как я скучал, Мышонок, — хрипло произношу, покрывая скользящими поцелуями ее шею. От каждого прикосновения моих губ кожа Оливии покрывается мурашками, а сама Лив, тяжело дыша, дрожит в моих руках. Мои руки сильнее сжимают ее за талию, а бедра на бессознательном уровне двигаются вперед.

Черт, зачем я выбрал эту позу.

— Остин?

— Да, детка? — провожу языком вдоль линии ее подбородка, и Ливи поощряет меня стоном.

— Я не люблю рестораны, но, если бы оказалась там, взяла бы сочный стейк.

Резко отстраняюсь от нее и непонимающе смотрю.

— Что?

— Ты хотел знать, что я закажу в ресторане: салат и кофе без кофеина или сочный стейк с бокалом красного вина. Так вот стейк, но без вина, — объясняет она, и я, наконец, начинаю понимать, о чем она говорит. О том вечере, когда я приглашал ее на наше первое свидание. — Мне нравится старый рок и старый добрый джаз. Я предпочту бродить по улицам пригорода Манчестера. И я не знаю, люблю ли целоваться под дождем, потому что я никогда этого не делала. Но я бы непременно попробовала… с тобой. А когда я сплю… наверное, улыбаюсь, но только если ты рядом.

Оливия медленно слезает со стола и судорожно выдыхает, прежде чем начать трясущимися пальцами расстегивать пуговицы на жилетке.

— Что ты делаешь? — хрипло спрашиваю я, пытаясь прийти в себя после ее признаний.

— Я не хочу ждать десятого свидания, Остин, — шепчет она, пока я удивленно смотрю в ее темные зеленые глаза.

Осознав сказанное ею, молниеносно стягиваю штаны вместе с трусами. Так быстро я еще никогда не раздевался. Лив громко смеется, пока я подхватываю ее на руки и несу на кровать.

— Я раздену тебя быстрее, Мышонок, — улыбнувшись, произношу я.

В считанные минуты ее форма разлетается по всей комнате, и Оливия пытается прикрыться простыней.

— Лив, ты действительно готова?

Прикусывает губу и кивает.

— Тогда доверься мне, — шепчу. — Тебе нечего стесняться. Ты прекрасна. — Целую ее. Так сладко, что сам покрываюсь мурашками от удовольствия. Своей рукой касаюсь ее руки, сжимающей кусок ткани, и заставляю расслабиться. Она перестает держаться за простыню и запускает руку мне в волосы. По движениям ее бедер понимаю, что она уже на грани, как и я. Просовываю руку между нами и убираю в сторону этот жалкий кусок материи, мешающий мне жить, а затем обвожу ладонью ее силуэт. Разрываю поцелуй, пытаясь привести дыхание в норму, тянусь к прикроватной тумбочке и, позаботившись о защите, хрипло спрашиваю:

— Ты уверена?

— Да. Я люблю тебя.

Это признание важнее всего в целом мире. Смотрю в ее влюбленные глаза и понимаю, что хочу видеть их такими вечно.

— И я люблю тебя, — шепчу я, чувственно целуя ее губы.

Оливия притягивает меня ближе, вцепившись в мои плечи. Ощущение близости ее тела заставляет кровь в моих венах кипеть. Наши руки и ноги переплетаются. Чувства обостряются. Дрожь вибрациями проходит по каждой клеточке кожи. А нервные окончания накаляются до предела.

Лив отдает мне всю себя, целиком, надеюсь, навсегда. Она ощущается как искупление, о котором я мог только мечтать. Мир начинается и заканчивается ею… Оливия и есть мой мир.

Мы сводим друг друга с ума своими ласками. Целуемся, стонем, кусаемся, отрываясь только, чтобы глотнуть воздуха, а затем снова сливаемся в одно целое. Не только наши тела сливаются воедино, но и наши души. Дышать становится невозможно. Звон в ушах оглушает, в глазах появляется спектр всех цветов, а мир вокруг перестает существовать, когда мы оба выдыхаем имена друг друга и окончательно теряемся где-то далеко, в том самом Бермудском треугольнике.

Какое-то время мы молчим, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Лив лежит на моей груди и водит своим тонким пальчиком по линии моего подбородка. На ее щеках — румянец, волосы немного спутались и раскидались по моей руке, а ее глаза сияют.

— Это было… — начинаю я, поглаживая ладонью ее обнаженный силуэт.

— Офигительно, — выдыхает она.

— Я хотел сказать «волшебно», но твой вариант тоже неплох.

Смеется.

— Мышонок, знаешь что?

— Что?

— Я ведь никогда не пел тебе серенад.

Оливия вскидывает бровь и, пытаясь сдержать улыбку, произносит:

— И ты решил спеть сейчас?

— Да. — Киваю я и встаю с постели.

— Господи, Остин, ты голый! — визжит она.

— Да, детка. И ты тоже, — усмехаюсь и подмигиваю я, пока Лив садится в кровати, прикрываясь простыней, и закрывает руками лицо.

Подхожу к шкафу и достаю из него гитару.

— Ты готова?

Ливи широко улыбается и мотает головой в стороны, а я начинаю петь:

— Lo-o-o-o-ve, lo-o-o-o-ve, lo-o-o-o-ve.