– А ещё, - дипломатично попытался переменить тему Венька, - Пантелеймон обещал меня к Симе привезти. Вы, случайно, не знаете…

– Ой! – старушка вдруг вся зарделась, как спелый помидор, и стыдливо прикрылась ладошкой, - Что ж это я? Представиться совсем забыла!

С этими словами она вышла из-за стола, церемонно сделала книксен и, выпрямившись, произнесла:

– Я это. Я Сима и есть. Будем, как говорится, знакомы.

Глава 4. Сима.

– А про тебя я знаю, что ты Вениамин Иванович, - бабушка Сима сунула кусок ватрушки в Венькин широко разинутый от изумления рот, протянула ему руку и пожала её официально и крепко, как на важном государственном приёме, - Сорока-белобока кашку варила, деток кормила, на хвосте новости носила…

Ну, про сороку-белобоку Венька уже от Пантелеймона слышал. Но вот чтобы Симой оказалась эта чокнутая старушенция… ну, дела…

– А Пантелеймон Федулыч говорил…

– Что?! – вмиг насупилась Сима, - Что говорила про меня эта басурманская аптечная морда?

– Ну… это… как вам сказать…, - Венька мучительно подбирал слова, как бы так помягче сформулировать, чтобы бабушку Симу вконец не рассердить и не обидеть.

– Так и сказать! – Сима упёрла руки в бока и выставила вперёд лоб, будто хотела Веньку забодать, - Говори-говори, не стесняйся! Всё равно ему зелёной башки не сносить. Оторву подчистую!

– Он говорил… говорил…, - чем заменить слово «клоун» Венька точно не знал, поэтому, собравшись с духом, выпалил, - Что вы цирковая артистка! Вот!

– Клоун, что ли? – уточнила Сима, облегчив тем самым Веньке задачу.

Тот только молча кивнул.

– Ну, правду говорил! – засмеялась Сима, - Только не совсем ещё клоун, учусь пока. А что избушка моя весёлая на шапито похожа, говорил?

– Нет, - честно признался Венька, - Этого не говорил. Обещал, что представление покажете. Такое, мол, представление, закачаешься!

– Ну, качайся! – разрешила бабушка Сима, - Я начинаю.

С этими словами она забежала за печку. Подождала с полминуты. Выкрикнула оттуда гулким толстым басом:

– Уважаемые зрители! Тра-та-та-та-та… это барабаны загремели… весь вечер на арене… ту-ту-ту-ту… а это уже дудки пошли… знаменитейший на весь мир… бэмц-бэмц… литавры, если кто не понял… клоун Сима! Встречайте!

Сима выскочила из-за печки в мешковатых штанах, старой драной войлочной шляпе и с вымазанными чем-то ярко-красным щеками – видно, успела там, за печкой, переодеться и как следует подготовиться. Крикнула «але-оп!» и пошла гоголем по горнице, выбивая пятками чечётку. Потом схватилась за подол, отвела руки в стороны и закружилась, завертелась, понеслась… У Веньки от этого мельтешения поплыло и зарябило в глазах.

«Сумасшедший дом», - подумал Венька.

А Сима опять забежала за печку, прокричала «второе отделение, всем оставаться на местах» и выскочила оттуда уже с балалайкой.

– Ба-а-арыня, барыня! – заголосила Сима, бряцая по струнам, - Ба-а-арыня, сударыня!

У Веньки окончательно пошла кругом голова, и даже начало чуть-чуть мутить и подташнивать.

А Сима небрежным жестом отбросила балалайку в сторону и встала вдруг в стойку, вытянув вперёд одну руку.

– Я ещё стихи сочинять могу. Лирические, душещипательные. Не веришь? Вот, послушай…

Солнце светом небо кроет, вихри вешние вертя,

В мою пёструю избушку заходи скорей, дитя.

Где ты, пухлая подружка буйной юности моей?

Выбрось горе, съешь ватрушку!

Сердцу будет...

– М-м-м-м-м…, - Сима защёлкала пальцами и скосила глаза к носу, - тут рифма какая-то должна быть… не подберу никак… Трулалей? Сто рублей? Пантелей? Тьфу ты! Опять лезет в голову зелёная глупая харя! Ну, как, защипало душу-то?!

Венька решил не расстраивать пожилую женщину, поэтому и умолчал, что стихи эти были написаны задолго до неё и что переврала она их безбожно. По тому, как Сима широко и призывно улыбалась и раскланивалась, было видно, что она весьма довольна собой и ожидает бурных аплодисментов.

– Браво! – сказал Венька, - Защипало очень сильно! Так защипало, что до сих пор чешется и свербит.

И пару раз из вежливости хлопнул в ладоши.

– Плохо радуешься, - вроде как обиделась Сима, - Чем бы тебя ещё удивить?