«И мы, как боги, мы, как дети…»
вернуться

Волошин Максимилиан Александрович
Шрифт:

«В серо-сиреневом вечере…»

Анне Ник. Ивановой

В серо-сиреневом вечереРадостны сны мои нынче.В сердце сияние «Вечери»Леонардо да Винчи.Между мхом и травою мохнатоюКлюч лепечет невнятно.Алым трепетом пали на статуюЗолотистые пятна.Ветер веет и вьется украдкамиМеж ветвей, над водой наклоненных,Шевеля тяжелыми складкамиШелков зеленых.Разбирает бледные волосыПлакучей ивы.По озерам прозелень, полосыИ стальные отливы.И, одеты мглою и чернию,Многострунные сосныНавевают думу вечернююПро минувшие весны.Облака над лесными гигантамиПерепутаны алою пряжей,И плывут из аллей бриллиантамиФонари экипажей.<2 июля 1905>В Булонском лесу

«На старых каштанах сияют листы…»

На старых каштанах сияют листы, Как строй геральдических лилий.Душа моя в узах своей немоты Звенит от безвольных усилий.Я болен весеннею смутной тоской Несознанных миром рождений.Овей мое сердце прозрачною мглой Зеленых своих наваждений!И манит, и плачет, и давит виски Весеннею острою грустью…Неси мои думы, как воды реки, На волю к широкому устью!1905

«В молочных сумерках за сизой пеленой…»

В молочных сумерках за сизой пеленойМерцает золото, как желтый огнь в опалах.На бурый войлок мха, на шёлк листов опалыхРосится тонкий дождь, осенний и лесной.Сквозящих даль аллей струится сединой.Прель дышит влагою и тленьем трав увялых.Края раздвинувши завес линяло-алых,Сквозь окна вечера синеет свод ночной.Но поздний луч зари возжег благоговейноЗеленый свет лампад на мутном дне бассейна,Орозовил углы карнизов и колонн,Зардел в слепом окне, златые кинул бликиНа бронзы черные, на мраморные лики,И темным пламенем дымится Трианон.1909

«Парижа я люблю осенний, строгий плен…»

Парижа я люблю осенний, строгий плен,И пятна ржавые сбежавшей позолоты,И небо серое, и веток переплеты —Чернильно-синие, как нити темных вен.Поток всё тех же лиц – одних, без перемен,Дыханье тяжкое прерывистой работы,И жизни будничной крикливые заботы,И зелень черную, и дымный камень стен.Мосты, где рельсами ряды домов разъяты,И дым от поезда клоками белой ваты,И из-за крыш и труб – сквозь дождь издалекаБольшое Колесо и Башня-великанша,И ветер рвет огни и гонит облакаС пустынных отмелей дождливого Ла-Манша.1909

«Перепутал карты я пасьянса…»

Адел. Герцык

Перепутал карты я пасьянса,Ключ иссяк, и русло пусто ныне.Взор пленен садами Иль-де-Франса,А душа тоскует по пустыне.Бродит осень парками Версаля,Вся закатным заревом объята…Мне же снятся рыцари ГрааляНа скалах суровых Монсальвата.Мне, Париж, желанна и знакомаВласть забвенья, хмель твоей отравы!Ах! В душе – пустыня Меганома,Зной, и камни, и сухие травы…1909

«Я ждал страданья столько лет…»

Маргарите Васильевне Сабашниковой

Я ждал страданья столько летВсей цельностью несознанного счастья.И боль пришла, как тихий синий свет,И обвила вкруг сердца, как запястье.Желанный луч с собой принесТакие жгучие, мучительные ласки.Сквозь влажную лучистость слезПо миру разлились невиданные краски.И сердце стало из стекла,И в нем так тонко пела рана:«О, боль, когда бы ни пришла,Всегда приходит слишком рано».Декабрь 1903Москва

«Спустилась ночь. Погасли краски…»

Спустилась ночь. Погасли краски.Сияет мысль. В душе светло.С какою силой ожилоВсё обаянье детской ласки,Поблекший мир далеких дней,Когда в зеленой мгле аллейБлуждали сны, толпились сказки,И время тихо, тихо шло,Дни развивались и свивались,И всё, чего мы ни касались,Благоухало и цвело.И тусклый мир, где нас держали,И стены пасмурной тюрьмыОдною силой жизни мыПеред собою раздвигали.<Май 1902>

Портрет

Я вся – тона жемчужной акварели,Я бледный стебель ландыша лесного,Я легкость стройная обвисшей мягкой ели,Я изморозь зари, мерцанье дна морского.Там, где фиалки и бледное золотоСкованы в зори ударами молота,В старых церквах, где полет тишиныПолон сухим ароматом сосны, —Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма,Я шелест старины, скользящей мимо,Я струйки белые угаснувшей метели,Я бледные тона жемчужной акварели.1903Москва