Я закрыла глаза, не в силах смириться со своей незавидной участью…

— Я не уверен, что смогу, — вдруг произнес он.

— Что?! – взревела белугой Леопольда.

— Не уверен, что попаду в сердце.

— Тогда вынешь кинжал и ударишь ещё раз. А потом ещё и ещё! И будешь вонзать столько, сколько понадобится!

— Да, мама.

Увалень снова занес руку.

В этот раз меня пронзил озноб. Как же обидно и горько! Неужели я перенеслась в иной мир, чтобы погибнуть? Быть может, так я смогу вернуться в своё тело, к привычной жизни, вот только жаль девочку, в тело которой попала! Преданная всем, униженная, оскорбленная, она останется неотомщенной…

Пытаясь сотворить хоть что-нибудь, я напрягла тело. Увы, путы были слишком крепкими.

— Она дергается! – пожаловался мамочке Перт, как будто собирался не человека убить, а нанизать на иглу непослушное насекомое.

— Представь, что это свинья! – прорычала Леопольда, сжимая кулаки. — Коза или крыса!

Отчасти, её бешенство я понимала. Не повезло с сыночком, но разве таким не она его воспитала? И если до этого я чувствовала страх, то теперь брезгливость, ярость, отчаянное желание покинуть этот мир, захватив парочку извергов с собой. Эти двое не заслужили магии!

Из-за своей жалкой беспомощности, неспособности защитить себя, в крови заклокотала злость. Тело мелко задрожало то ли от холода, то ли от адреналина, то ли от жара, растекавшегося по венам.

— Красить ткань у тебя получается лучше, чем воспитывать сына, — едко подытожила я, не в силах ещё что-либо сделать. Пусть хотя бы мои слова отравляют дальнейшую жизнь Леопольде. Искру они добудут, но этого увальня уже ничего не изменит. Жаль, это единственный способ мести, доступный мне.

Даже в сумраке заметила, как Леопольда побагровела, как её перекосило.

— Да заколи уже, эту дрянь! – прошипела она, поторапливая растяпу-сыночка.

Перт нервозно облизнул пухлые губы, двумя руками сжал рукоять черного кинжала и занес его высоко над головой.

«Боги, кем бы вы ни были! Не позвольте безнаказанно творить зло!» — взмолилась я.

Чтобы не пищать от страха, не дать злодеям повода злорадствовать, закусила раненную губу. От боли посыпались искры из глаз, но она оказалась ничем, в сравнении с той болью, которая пронзила грудь. Не выдержав, я истошно закричала.

Глава 5

Сознание возвращалось медленно, но неумолимо, вырывая из плена безмятежного покоя приглушенными перешептываниями, горькими всхлипываниями и холодом, сковывающим измученное тело.

— Довел Лудар… Ик. До греха… От нищеты… Ик… — причитала какая-то женщина совсем рядом. – Горемыки… Ик… Путников грабим! Души губим! Ик… Покойников обираем. А-а-а…

— А она красивая была. За что с ней так? — простуженным голосом просипел подросток, потыкав меня чем-то в бок. – Упокой Светлая её душу.

Невероятно, но я была жива! Вот только даже осторожное касание натянуло ткань сорочки, и тут же кожу на шее и груди мучительно засаднило. Я едва сдержала стон, чтобы не выдать себя, иначе мародеры (я не сомневалась, что это они, ибо кто еще будет грабить «мертвых») расправятся с беззащитной жертвой, то есть со мной.

Судя по ветру, шелесту листьев, жужжанию насекомых, я оказалась вне подземелья. Не знаю как, но если это благодаря мародерам, то пусть забирают всё, что найдут, и поскорее убираются восвояси, потому что ещё немного, и меня затрясет от озноба.

Продолжая прислушиваться к голосам, убедилась, что это определенно не Леопольда с Пертом, но с моим «везением» я уже ни на что хорошее не надеялась.

Наконец чужаки затихли. Ненадолго.

— А может, не будем снимать с неё сорочку? Не по-человечески это, — прошептал тихий девичий голосок.

Оказалось, что рядом не два, а три мародера. И лучше бы мне продолжать изображать мертвую.

— Не снимай, — согласилась женщина, хлюпая носом. — Главное, кружево срежь.

Я думала, что сейчас меня наспех обшарят, убедятся, что брать нечего, и уйдут, вот только троица медлила.

«Быстрее забирайте кружево и убирайтесь!» — хотелось крикнуть. Я уже почти околела. Но когда бедра коснулись замерзшие ледяные пальцы, от неожиданности вздрогнула, до одури напугав негодяев.

— Ой-ой! Живая! – Горе-грабители отскочили от меня и, ломая ветки, бросились врассыпную.

Увы, они лишь отбежали, но не ушли.

В тишине я слышала взволнованное, частое дыхание, трусливые шаги по листве, шорохи…

Пока боролась с собой, решаясь: открывать глаза или нет, рыдающая мародерка прошептала: