— Мы не понимайм, о великий гахсподин, за што ты нас так унижайш своим недоверий… Ми много лет дружить с Махитань и честн платить дань, нам нечев скрыват…

Исмаил усмехнулся.

Вспомнил, как несколько месяцев назад в Махитанском проливе задержали три сариских шхуны, перевозившие контрабандные товары и молоденьких рабынь, и все три капитана дружно забыли кто они, откуда и куда держат путь, усердно прикидывались дурачками, лопоча на сариском наречии, пока он лично не прописал каждому из них по тридцать ударов хлыстом. Это помогло их памяти быстро восстановиться.

…- Товары изъять, отправить в королевские хранилища, составить опись, провести оценку и передать в ведение казны, — отдавал указания своему помощнику Верховный маг.

— Да, комадор.

— Корабли я конфискую и передаю в распоряжение командующего махитанским флотом.

— Да, комадор.

— Из этих, — он ткнул хлыстом в сторону корабельных команд, — всех, кто не пожелает присягнуть на верность Махитанскому королю — отправить на виселицу.

Капитаны шхун стояли перед ним на коленях, опустив головы, со связанными за спиной рукой, а чуть поодаль испуганной толпой жались друг к другу оборванные, грязные, полуголые девицы. Получить вразумительный ответ кому они предназначались так и не удалось.

— А что с этими делать? — спросил Верховного мага помощник, когда Исмаил уже собрался покинуть порт и сел в седло.

— С кем? — он забыл о них, едва глянув.

Любоваться там было нечем. Тощие, голодные, напуганные до смерти, и к тому же, почти дети. На вид им всем с натяжкой можно было дать лет тринадцать — четырнадцать.

— С пленницами…

— А…, - он повернул голову в их сторону и они затравленно сжались под его тяжелым взглядом, — не знаю, отпусти по домам, забери в свой гарем, продай, подари кому-нибудь, отдай воинам, да что хочешь, мне всё равно…

Он прервал речь, заметив между склоненных грязных макушек всех мастей, дерзкий ненавидящий взгляд. Перед глазами всплыл похожий, непокорный и обжигающий, которым одарила его три года назад одна юная валорийская княжна.

Исмаил перекинул ногу через седло и легко спрыгнул на землю, в несколько быстрых шагов преодолел расстояние до невольниц. От его стремительного движения девушки шарахнулись на шаг назад и только одна осталась стоять на месте.

Та самая.

Кончиком деревянного основания хлыста поддел испачканный острый подбородок, заставляя поднять глаза.

— Сариска? На меня смотри…

— Да…

— Надо говорить «да, господин», — он рассматривал сухие, потрескавшиеся губы с темно-бордовыми бороздками запёкшихся кровоподтёков, высокие скулы, раскосые, чуть вытянутые к вискам глаза, под которыми залегли тёмные круги, слипшиеся ресницы. Не красавица.

— Да, господин, — прошелестела она.

Ну и взгляд… В голосе — покорность, а смотрит, как дикая кошка. Ещё мгновение — выпустит когти, вцепиться в глотку в неистовом желании убить.

Исмаил опустил глаза ниже: тонкая цыплячья шея, острые ключицы в разорванном вороте рубахи, плоская, как доска, грудь. Воображение сыграло шутку, и носу комадора почудился тонкий аромат лаванды и мяты, хотя от толпы девушек смердило, как от бездомных псов.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать, господин.

— Не стоит мне лгать, ты видела, как я наказываю за ложь, — он кивнул в сторону связанных сарисов.

— Пятнадцать, господин.

— Имя?

— Луду, господин.

Исмаил обернулся к помощнику.

— Эту отправь в мой дом.

— Слушаюсь.

— Скажи, чтобы отмыли, накормили, дали одежду, пусть её осмотрит целитель, — велел он, садясь на коня, — если нездорова — пусть вылечит, если здорова — найдут работу на кухне или ещё где, чтобы без дела не слонялась…

…- Мы просим Его Высочеств о снисхождений. Отсрочьте ваше решений на несколько месяц. Сичас разворачиватца сезон штормов, наши доходы падать и мы не сможить платить такой дань… нас это разорить…

Исмаил сидел в глубоком кресле, закинув ногу на ногу.

Торговаться у сарисов в крови, но соглашаться с ними нельзя. Любой шаг на переговорах навстречу их просьбам, любая уступка, рассматривается ими как слабость.

Прежде чем ответить, Хартан выдержал паузу и Верховный маг напрягся в ожидании последних слов принца.

— Мы оценили ущерб, нанесённый махитанской казне от сокрытия истинных размеров торгового оборота ваших купцов, и не можем позволить себе медлить в установлении нового размера дани…

Исмаил чуть улыбнулся уголками рта: эту фразу и тон, каким она была сказана, они с Хартаном оттачивали несколько дней.