Шрифт:
Вскоре дверь дома отворилась, и оттуда вышла большая группа людей. При тусклом свете уличного фонаря Фридун различил среди них врача Симоняна и Керимхана Азади.
"Все кончено!
– подумал он.
– Погибло все!"
Точно человек, получивший внезапный удар по голове, он опустился на сырые кирпичи и в этот момент услышал шум отъезжавшей машины.
Но предаваться отчаянью было нельзя. Надо было немедленно что-то предпринять, - прежде всего предупредить остальных товарищей. И Фридун, вскочив, поспешил к себе домой.
Там он застал Арама Симоняна и Ризу Гахрамани.
– Как хорошо, что хоть ты спасся!
– воскликнул Фридун, обнимая Арама. Я уже не надеялся увидеть тебя.
– А я очень боялся за тебя. Потому и поспешил прямо сюда.
– Сидеть здесь бесполезно, а может быть, даже опасно, - решительно сказал Фридун.
– Пойдем предупредим товарищей. Но прежде всего надо скрыться тебе, Арам. Ты не должен показываться на улицах. Но кто бы мог тебя укрыть?
Арам назвал Курд Ахмеда, знакомую чайную и другие, по его мнению, безопасные места, но Фридун отвел их. Наконец они остановились на хорошо им известном старом Саркисе, стороже армянской церкви.
Проводив Арама до дома Саркиса и обеспечив ему там надежное убежище, Фридун и Гахрамани распрощались с товарищем.
– Никуда не выходи, мы каждый день будем сообщать тебе новости, обещал Гахрамани, прощаясь.
– Берегите себя, - с беспокойством ответил Арам.
– Предупредите Курд Ахмеда!
– О нас не беспокойся!..
Выйдя от Саркиса, они взяли извозчика и поехали к Курд Ахмеду. Его сестра ответила им, что брат еще не вернулся.
Уходя, они попросили передать Курд Ахмеду, чтобы он, когда приедет, никуда не выходил и ждал их дома.
Так побывали они еще у нескольких товарищей, предупредив их о грозящей опасности.
Наиболее трудной, наиболее мучительной казалась им предстоящая встреча с Хавер. Как воспримет великое горе эта несчастная женщина? Найдет ли в себе силы мужественно встретить страшный удар? А маленький Азад?
И все же надо было пойти к ней, как бы тяжело это ни было. Но тут они вспомнили об опасности, которая, может быть, уже грозит им в этом доме, и вынуждены были отказаться от посещения Хавер. Надо было выждать. Иного выхода не было.
Лишь спустя два дня им удалось через одну нищенку назначить Хавер встречу в доме старика Саркиса, у которого скрывался Арам.
Когда Фридун увидел вошедшую Хавер, ему подумалось, что более тяжелой минуты в его жизни не было. Женщина пришла с маленьким Азадом, в испуганных глазах которого таился скорбный недетский вопрос.
Побледневшая и осунувшаяся за эти дни, Хавер устремила на Фридуна немой, напряженный взгляд.
Всю жизнь впоследствии Фридун вспоминал о том, как твердил он дрожащими губами слова, смысл которых сам в эту минуту не понимал.
– Керимхан жив и здоров, сестрица Хавер, ничего страшного. Не бойся! повторял он.
Фридун и товарищи ожидали, что Хавер начнет плакать и стенать. Но Хавер молчала.
– Сестрица Хавер, - сказал тогда Гахрамани, - мы братья Керимхану и тебе. Мы просим тебя набраться терпения, выдержать это испытание.
– Я это знала, - после долгого молчания разомкнула наконец губы Хавер.
– Все это я заранее знала.
Хавер сидела, точно онемев от скорби. Обняв Азада, судорожно прижавшись щекой к его щеке, она молчала, и Фридуну трудно было понять, плачет ли она так беззвучно, или напряженно думает над тем, как уберечь своего сына от гибели.
Была уже ночь, когда они усадили дрожавшую всем телом Хавер в фаэтон и отвезли домой. Оттуда они поспешили к Курд Ахмеду, но тот все еще не вернулся с поездки.
Всю ночь они провели в поисках дальнейших, наиболее безопасных путей работы группы и решили собраться через два дня в доме Рустама, одного из самых верных товарищей.
– Отказаться от борьбы, отступить было бы подло, - сказал Риза Гахрамани.
– Или кончу жизнь на виселице, или увижу день падения пехлевийского режима!
– Наступит этот день!
– уверенно сказал Фридун и, пройдясь по комнате, остановился у окна.
Небо на востоке бледнело, а над Тегераном все еще стояла густая тьма. Это было покрывало ночи, доживавшей последние свои минуты. И вдруг Фридун увидел, что небо окрасилось в пурпурно-алый цвет. Рождался новый, прекрасный день, в торжество которого Фридун верил и которого ждал всей душой, всем сердцем. Казалось, это гигантский факел - факел свободы распространяет ликующий свет по лицу земли.