– О чем ты так задумался, папа?
– спросила она, обняв отца, и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

– Я думаю о том, дочь моя, как бы не упустить из рук ста тысяч туманов, - просто ответил Хикмат Исфагани.

Шамсия, обычно не выносившая разговоров о торговле и деньгах, притворилась заинтересованной.

– Какие сто тысяч, папочка?

Хикмату Исфагани было приятно, что в его дочери наконец-то проснулся интерес к таким прозаическим вещам. Он объяснил себе эту перемену тем, что дочь взрослеет.

– При поддержке мистера Томаса я закупил в английском торговом представительстве сто тонн сахара. Я его запрятал и начал закупать весь сахар, какой только был на рынке, рассчитывая на каждой тонне заработать по нескольку сот туманов. Как раз в это время выяснилось, что советское торговое представительство получило большую партию сахара. Если этот сахар будет выпущен на рынок, я погиб. Я потеряю не только сто тысяч туманов прибыли, но еще понесу большой убыток.

– А ты закупи сахар и у русских, - простодушно посоветовала девушка.

– Вот в том-то и вопрос, - продадут ли русские этот сахар мне? Они подымут крик, что нельзя создавать монопольное положение на рынке, нельзя оставлять население без сахара и так далее. Всего, что они могут сказать, нельзя и предвидеть.

Хикмат Исфагани бросил на дочь косой взгляд.

– Хорошей торговле ты меня учишь! Рассказывай лучше о своем деле... Зачем пришла?

Шамсия снова бросилась обнимать отца.

– Обещай, что исполнишь мою просьбу, какая бы она ни была.

– Раньше скажи, что за просьба.

– Нет, обещай, потом скажу.

– Ладно, говори!

Шамсия рассказала, что ни за что ни про что арестовали ее учителя и добавила, что у бедняги остались дома мать и сестры.

– Жалко их, - продолжала она.
– Поговори с серхенгом Сефаи, чтобы он выделил дело учителя и разобрал его отдельно...

При этих словах Хикмат Исфагани отстранил от себя дочь.

– Я не могу вмешиваться в эти дела. И ты не впутывайся! Займись-ка лучше чем-нибудь другим.

– Нет, папочка!
– сквозь слезы заговорила девушка.
– Ты должен это сделать! Разве ради тебя я не готова пожертвовать собой? Если спасешь Фридуна, это может тебе еще когда-нибудь пригодиться... Серхенг ни за что не откажет тебе. Ведь он тебе друг, папа.

– Не откажет! Друг!
– проворчал Хикмат Исфагани.
– Как бы не так! Сказать легко!..

Потом он поднялся и добавил, сердито глядя в глаза дочери:

– У меня нет никаких друзей. Все они друзья не мне, а моим деньгам. Вот им! Видишь! Им!..
– при этом он вынул из кармана пачку денег и, помахав ими в воздухе, швырнул на стол.
– Видишь, этому они друзья! "Друг серхенг Сефаи устроит!.." Знаю, как он устроит! Одна его улыбка обходится мне в тысячу туманов. А за этакое дело он сдерет с меня десять, двадцать тысяч туманов, - И он неистово закричал: - Нет, нет! Я не швыряю денег на ветер!

По выражению лица Хикмата Исфагани девушка поняла, что он действительно палец о палец не ударит для этого дела, и в ее голове мелькнула рискованная мысль.

– Ты должен это сделать, папа! Понимаешь, должен!
– настойчиво проговорила она. Тут замешано и мое имя... А это может коснуться и тебя...

Сказав это, она закрыла лицо руками,

Хикмата Исфагани объяли удивление и страх. Он шагнул к дочери и взял ее за руку.

– Или... или...
– начал он заплетающимся языком и, испугавшись своей собственной мысли, замолчал. Губы его дрожали. Только теперь поняла Шамсия, на какой опасный шаг она решилась. От стыда и испуга по ее телу пробежал неприятный холодок. Поняв мысль отца, она стала искать способ, как придать иное толкование своему признанию. Тут, подобно утопающему, который хватается за соломинку, она вдруг вспомнила Судабу.

– Фридун возлюбленный Судабы, а она моя лучшая подруга.

Хикмат Исфагани облегченно вздохнул.

– Раз он возлюбленный Судабы, пусть это дело и улаживает господин Хакимульмульк. Мне нет до них дела!
– сказал он резко. Но затем на лице его появилась лукавая улыбка.
– Впрочем, знаешь что, дочка? Иди и будь совершенно спокойна. Я сам поговорю с серхенгом Сефаи... Даю тебе слово, что мы спасем твоего учителя.

Ничего не понимая, Шамсия вышла. Оставшись одна, она долго думала над возникшим у отца замыслом. Но так и не могла разгадать его.

Шамсия сомневалась в искренности отца, ей казалось, что он дал обещание, чтобы только избавиться от ее приставаний и успокоить ее. Эти сомнения зародили в ней смелую мысль - обратиться к серхенгу Сефаи лично. Она верила, что серхенг не в силах будет ей отказать. Это подсказывал ей женский инстинкт.

И, позвонив серхенгу, она сказала, что имеет к нему небольшое дело и ждет его у себя.

Сама того не замечая, она говорила с ним по телефону так, как никогда не говорила с ним раньше. Голос ее звучал по-особому ласково.