Слушая Фридуна, Курд Ахмед светлел. Он рад был видеть в своем новом молодом друге беспокойного, ищущего человека, охваченного высокими стремлениями. А Фридуну казалось, что сказанного им недостаточно, что он сумел выразить лишь самую незначительную долю того, что осмыслил и продумал за это время.

Он искал еще более ярких слов, точных выражений.

– Нам необходимо иметь свою "духовную родину"! Надо создать политическую организацию!
– наконец воскликнул он, устремив на Курд Ахмеда горячие глаза.

– А вы подумали о том, что ждет вас на этом пути?
– негромко спросил Курд Ахмед.
– Каторга, виселица!

– Знаю!
– с еще большей горячностью ответил Фридун, уловив в вопросе Курд Ахмеда нотки сомнения.
– Чтобы освободить других, надо же кому-нибудь пожертвовать собой.

Тут он вспомнил Павла Власова, Николая, и будто в ударах собственного пульса почувствовал горячую кровь горьковских героев, призывавших его к бесстрашной борьбе.

– За нами пойдут не только огромные народные массы, - заговорил он с жаром.
– Пойдут не только серханы, мусы, рустамы и все, кто сегодня нуждается в куске черствого хлеба. С нами пойдет немало и сравнительно обеспеченных людей. Ведь современный строй не только не в силах наполнить желудки людей, но и насытить их душу, их разум, сознание... Духовный голод великое несчастье нашего общества.

Говоря это, Фридун думал о таких людях, как сертиб Селими.

– У вас светлая голова, Фридун!
– выслушав горячую речь своего молодого друга, сказал Курд Ахмед и взял его за локоть.
– Но теперь пойдем. Я думаю, вам пора сменить комнату: засиживаться на одном месте для вас не безопасно.

Выйдя на улицу, они взяли фаэтон. Курд Ахмед, как бы защищаясь от палящего полуденного солнца, велел поднять верх экипажа и сказал извозчику адрес.

Лошади, украшенные разноцветными кисточками и обвешанные колокольчиками, понеслись по улице, поднимая густую пыль.

– Ха-ха, хо-хо, фыс-фыс!
– взмахивая кнутом, покрикивал извозчик то на лошадей, то на носильщиков, тащивших на спине громоздкую поклажу, то на аробщиков и дрогалей, что еле плелись за своими клячами или быками.

По дороге Фридун не без юмора рассказал Курд Ахмеду о своем первом квартирохозяине, который ежедневно по утрам ссорился и разводился с женой, а вечером снова мирился; о второй снятой им комнате, где молодые курильщики опиума звали его в свою компанию; наконец, о семье Серхана и даже о фарфоровой чаше матери Серхана с портретом Насреддин-шаха.

Услышав от Фридуна о братьях Сухейли, Курд Ахмед заметил:

– Скверные люди! Каждый вздох их пронизан ложью.

Фридун рассказал о двух счетных книгах, которые ему приходилось вести у своих хозяев, и попросил у Курд Ахмеда разъяснений.

– Это очень распространенный в торговом мире прием, - усмехнулся Курд Ахмед, дивясь неопытности Фридуна.
– В официальной книге показывают уменьшенные доходы, чтобы избежать налогов. Надо будет подыскать вам более подходящее место, они вас могут запутать. Такие уж люди! Каждого своего служащего они стремятся сделать сообщником в незаконных сделках и махинациях... Откажетесь - вам житья не будет.

Фридун рассказал о встрече с сертибом Селими. Он передал Курд Ахмеду высказывания сертиба о населяющих Иран национальностях, о продажности представителей высшего света.

– Мне кажется, это честный и убежденный человек, - закончил Фридун свой рассказ.

– Знаю его!
– сказал Курд Ахмед после некоторого раздумья.
– Человек интересный. Безусловно честный, но несчастный: в силу низов не верит, а верхи ненавидят. Верит одному шаху, хотя тот очень подозрительно к нему относится. Врагов у сертиба много: хотя бы наш Хикмат Исфагани, да и большинство министров и придворных... Но наиболее опасный и сильный враг его - серхенг Сефаи, который, подкапывается под него терпеливо, медленно, но основательно.

– У них личная вражда?

– И личная и общественная. Сертиб человек честный, а серхенг лгун и лицемер. Сертиб любит свой народ, а серхенг готов ради карьеры поступиться чем угодно. К этому надо добавить, что оба любят дочь Хикмата Исфагани. Но Шамсия-ханум все свои надежды связывает с наследным принцем Шахпуром и одинаково равнодушна к ним обоим. Серхенг Сефаи не верит в серьезность намерений Шахпура и поэтому наиболее опасного соперника видит в сертибе Селими. Он не сомневается, что покинутая Шахпуром Шамсия-ханум из них двоих предпочтет сертиба.

Тем временем фаэтон остановился в переулке за проспектом Стамбули.

Курд Ахмед отпустил извозчика, пересек вместе с Фридуном небольшой, коридор и позвонил.

Дверь им открыла немолодая женщина, хозяйка квартиры. Курд Ахмед представил ей Фридуна.

– Будет вам сыном. А вы, я уверен, будете ему матерью!..

– Добро пожаловать! Готова к услугам!

Спустившийся со второго этажа среднего роста молодой мужчина с мускулатурой, выдававшей в нем человека тяжелого физического труда, прервал их разговор.