Слезы уже прекратились, и осталось брезгливое чувство тошноты и отчуждения от собственной запятнанной руки. Опустив кисть в ведро со льдом, она не вынимала ее, пока кости не начало ломить от холода. Ей хотелось выжечь и убить все, что попало на кожу: вырвать и забыть.

Сквозь ветер, послышались тихие шаги, и резко обернувшись, вспомнив о собаках, она встретилась глазами с бесшумно подошедшим Гектором. Темная фигура двигалась по-волчьи, выступая из тени, будто перед прыжком гипнотизируя жертву.

Во мраке его надвигающиеся широкие плечи закрывали звездное небо, превращая ночь в непроглядную тьму, пожирая бледный лунный свет габаритами.

— Похоже, нам стоит сократить рацион работников фермы, — негромко начал он. — Раз у вас постоянно появляется желание кормить своей порцией других.

— Я уже сказала, это вышло случайно. — Выпалила Саша. Гектор неторопливо оглядел силуэт груди, облепленный мокрой от брызгов футболкой, и опустил глаза на голые ноги и босые ступни в мерзлой траве.

Опомнившись, Александра бросилась к дому.

— Я тебя не отпускал. — Отрезал Гектор жестко, и Саша застыла, не добежав пары шагов до двери.

— Мне холодно. — Жалобно просипела она, и непроизвольно шмыгнула носом, полным влаги от слез.

— Потому что ты забыла где-то почти всю свою одежду. Или ты здесь кого-то ждала? — Он иронично приподнял одну бровь и подошел ближе, не делая резких движений, поднес руку к девичьему лицу, разворачивая к себе, и огладил пальцами, едва коснувшись скулы.

Саша неровно выдохнула, боясь пошевелиться, прикрыв глаза пушистыми ресницами. Страх и желание убежать на ее лице не скрылись от него, и он нехотя убрал руку.

— Можешь идти.

— Доброй ночи, — на радостях пожелала она, взявшись за дверную ручку.

— И Александра, — остановил он ее, — мы не кормим людей из подвалов тем, что готовят в поместье и на ферме. В вашу пищу добавляют вампирскую кровь, которая вас лечит. Поэтому люди живут здесь дольше и болеют меньше. Но крови не хватит всем. Излечение — это привилегия, а не право. Доброй ночи.

— А… меня это тоже излечит? — неловко спросила она прежде, чем он ушел.

— Боюсь, что нет. Для вируса вампиризма ты абсолютно здорова. Но заболеешь, если будешь ходить босиком. А теперь иди, пока я не передумал, и не пожелал чего-то большего.

Глаза Гектора недобро блестнули в темноте, и Саша, поспешно повторив пожелание доброй ночи, скорее из вежливости, юркнула за дверь. Замерзшие ноги словно деревянные с болью опускались на пол при каждом шаге. Девушка прокралась к высокой кровати и, с отвращением оттолкнувшись пяткой от койки Генриха, впорхнула наверх. Злость, которая было утихла на какое-то время, вернулась вновь. У Саши в груди зародилась жгущая нутро жалость к самой себе. Губы сжались в тонкую дрожащую линию в попытке сдержать всхлип, кожа на шее засаднила от воспоминания о прикосновении лезвия.

Ощупав горло, она коснулась подушечками пальцев крошечной царапины, оставленной насильником. Гигант Гектор не мог не почуять ее. А Генрих… наверняка оцарапал ее специально, чтобы она стала легкой добычей ночью за пределами дома.

Мокрые брюки липли к ногам и тяжелым тряпьем тянули ко дну, но Анхель упорно шагал, увязая в песчанном дне по пояс в соленой воде. Рюкзак, который он надеялся сохранить сухим, держа над головой, промок почти сразу, как он спрыгнул с лодки в мутную от песка воду. Главное, не попасться пограничникам, и тогда он без проблем доберется до Варны к исходу ночи. А оттуда автобус увезет его в любую точку на карте.

Он покинул дом уже больше четырех месяцев назад, но все еще боялся, что его разыскивают, поэтому обходил патрули с завидным мастерством контрабандиста.

Спать днем юный беглец привык еще дома, когда ночами просиживал часы за компьютером, перепрошивая нелегально купленные в Китае телефоны под арабский языковой пакет, а потом дремал за стойкой в сервисе. Уже почти шесть недель он прятался по ночлежкам, заброшенным домам и подвалам турецкого городка Гебзе. Ночь стала его временем. Хоть своими глазами Анхель никогда и не видел, как горели вампиры под солнцем, проверять это на себе для общей эрудиции не входило в его планы.

Людей он сторонился, но иногда прибивался к небольшим группам нищих и пьянчуг в поисках еды. Так из Ангела он стал Анхелем, научился питаться и находить пищу, воровать и избавляться от краденого. Одна из плохих, как бы сказал отец, компаний как-то навела его на мысль узнать больше о своих предках, выяснить, есть ли у него семья еще где-то. О том, что Хуссейн ему не родной, и мать зачала его во грехе, он догадался уже давно. Еще в детстве нашел свое свидетельство о рождении, где в имени отца стоял лаконичный прочерк. Да и соседи, нет-нет, да намекали иногда, что мать его, похоже, забили камнями за измену мужу.