Атали все никак не желала уняться, ладно хоть напевный высокий голосок приятно звучал:

— Я вот никак не могу представить. Сила южан сводит их на уровень зверя, который повинуется только своему естеству. А пламя, само выходящее из дверей… Кем должен быть носитель его?! Неужто может существовать такая жестокая тварь, как о нем говорят?

— Мне трудно об этом, — признался не ей — самому себе.

— Почему?

— Пойми… я разное видел. Знаю — все, что о нем говорят, правда. Но со мной он был не таким. То есть… разным он был.

Рука невольно скользнула вниз, тронула зажившие шрамы — не видно под тканью. Вспомнились поездки на грис, звонкий смех его самого и мелодичный, грудной — того, другого. Как он со смехом обстреливал приятеля желтыми сливами, уворачиваясь от таких же, как Огонек пел ему на закате, и лицо Кайе было детским почти… Потом бок заныл — давно затянулись раны, а все еще больно.

— А каким? — требовательно спросила Атали.

— Разным… — Огонек закрыл глаза, и рядом нарисовалось лицо, губы отчаянно шепчущие “я и с ними пытался…” Мелькнула мысль — и зачем это все? Она не поймет. И стараться не станет.

— А у тебя он вызывал страх?

Огонек улыбнулся невесело:

— Он способен вызвать страх и у камня. А у вас в городе есть полукровки? — предпочел сменить тему.

— Есть, хотя им разрешают жить лишь на окраинах. Они — это большой позор. В дальних поселениях эсса могут порой встретить южан… Если женщина — эсса пойдет с таким по доброй воле, ее больше не примет никогда и никто. Полукровкам разрешают работать из милости… Ой, как уже поздно! — Атали взглянула на высоко стоящее солнце. — Тетя меня убьет. Побежали.

На сей раз по сторонам он не смотрел — злился. Он привык, что девчонка вечно пыталась указать ему его место — ладно, он не горстка пепла, не рассыплется. Но сейчас она даже задеть его не пыталась! Так, мимоходом сказала.

Значит, очень он нужен Лайа. Так, что подобному отребью позволили гулять с ее драгоценной племянницей. Весь обратный путь или молчал, или отделывался короткими отговорками — делал вид, что пытается добраться побыстрее. Даже когда останавливались передохнуть едва отвечал свой спутнице.

Когда дошли, он шагнул в комнату, не прощаясь. Атали стояла рядом, глядя в другую сторону.

— А ты злой — я удивлена… Тебе дикари и эти… на юге ближе, да? Тут получишь возможность наконец-то стать человеком!

— Потому что сумел удивить вашу Лайа? Неизвестно еще, чем все это закончится.

— Ты не смеешь так о ней говорить!

— Да я и не говорю. Или как я там должен… Лайа Серебряной ветви, и все остальное? Она не представилась, в отличие от тебя.

Ему показалось, что девочка сейчас заплачет.

— Обсидиановой! Возятся с тобой, как… Мог бы и выучить! Ты просто… оставался бы в пещере… или на юге! Там тебе самое место!

— И почему же это?

— Потому что ты неблагодарный, самонадеянный и злой! И еще испорченный!

— Ха. А вы добрые благородные и мудрые, да?

— Да!

— И скромные… — фыркнул Огонек.

— Да! — не думая, выпалила девочка

Огонек прислонился к стене и расхохотался. Атали топнула ногой, повернулась и побежала прочь, и, казалось, пушистые шарики серег просто летели рядом с ее головой.

Часть вторая

Настоящее. Дорога возле реки Иска

Грис бежали неторопливо и мягко. Широкие листья покачивались, влажный и пряный воздух был настолько густым, что не давал дышать полной грудью. А ведь дождливые дни давно миновали, подступала сушь — каково же тут будет в жару?!

Яркие птицы, чье оперение отливало металлом, прыгали по ветвям, вскрикивали, свистели, без страха и с любопытством взирая на всадников. Два десятка людей, из них лишь двое светловолосых. Юноша и девушка, едва перешагнувшие рубеж детства. Их лица были на удивление похожи — чуть удлиненные, острые, неподвижные, а губы словно чуть припухшие. Волосы длиной до лопаток, собранные в хвост у юноши, распущенные у девушки, казались седыми. Светло-серая льняная ткань одежд у горловины была богато расшита разноцветной тесьмой и перышками зимородка. И браслеты из серебра на левом запястье, слишком плотно сидящие, чтобы снять.

Близнецы ехали рядом — окружавшие их спутники-южане теперь не обращали на двоих особого внимания, хотя поначалу поглядывали с любопытством — одновременно двое и больше детей почти не рождалось на Юге.

Девушке было тяжелее молчать — поначалу она исподволь поглядывала по сторонам, потом обратилась к брату — вполголоса, не поворачивая головы:

— Лачи мог бы дать нам прислужников. Я думала, после Уми с нами останутся…

— Мы же об этом много раз говорили. Зачем опять насаживать себя на шипы?