А камешек на груди, под одеждой обжигал и подрагивал.

Огонек перепугался, сжал его в руке — но, встретив взгляд женщины, неожиданно для себя широко и довольно улыбнулся, усталый и гордый. Женщина ощупывала руку, прищелкивая языком по-птичьи.

— У тебя получилось, мальчик… — она растерянно повернула голову.— Как же это? Она же не болит… и даже гнется!

А Шим стоял и смотрел на мать. Спросил, не отводя от нее взгляда, глухо и неуверенно:

— Чем мы можем отплатить тебе за это?

— Да я ведь не знаю, долго ли так продержится, — проговорил Огонек. — Я ничего не умею толком. Вам настоящего надо… — потрогал камень, что дала Лайа. Быть может… Сказал неуверенно: — Я попробую привести тебе настоящего целителя.

— Брось, малыш. Теперь я сама, я будто двадцать весен скинула, — и сказала с улыбкой:

— Меня зовут Ива. А ты совсем побледнел, маленький. Устал сильно?

От непривычного обращения Огонек покраснел и поспешно сказал:

— А мне бы… дай воды попить, — оглянулся на Шима, — Можно, я посижу немного? А потом пойду. Только ты береги руку.

Шим скрылся в темном углу и появился снова — в руке была плошка с водой. Огонек жадно выпил — холодная, очень вкусная… или настолько устал, что казалось?

Спросил осторожно:

— А если больны, кто вас тут лечит?

Ива задумчиво проговорила:

— Да так… есть свои знахари. Иногда помогают. Только одна из настоящих целителей приходила к нам… ее звали Лиа. Хорошая была женщина. Не брала платы за лечение. Нам всегда улыбалась.

— Она умерла?

— Не знаю, мальчик. Тейит большая…

— Никогда не слышал о полукровках с Силой, — задумчиво сказал Шим, голос его стал низким, словно у пола пытался ответ спросить. — Как же так вышло? Где ты живешь? — оглянулся на мать и тут же поправился: — Да нет, ты не подумай, если я не в свое дело лезу!

— Ты лучше просто навещай нас, если захочешь, — сказала Ива.

— Я с радостью! Но мне и правда пора, — Огонек привстал, но вспомнил: — Там, откуда меня прогнали, иглы у мастериц двигались быстро — быстро. Я все понять не мог, неужто можно так наловчиться?

— Да это просто как раз. Такая-то малая Сила у многих есть, чистой крови, конечно.

— У многих? — Огонек даже вновь сел, позабыв про время и совсем теперь обжигающий камень. Сила у бедняков? В Астале было не так.

— Это же помогает в работе, — отозвался парень чуть удивленно. — Вот в каменоломнях, к примеру, камни таскать и раскалывать. Ну, не мне, но я так справляюсь. А большинству приходится. Жаль только, когда мастерство вроде как на одной ниточке подвешено. Ну да пусть его.

— Но, значит, можно и лечить научиться? — он все еще не совсем понимал. Это как — куча народу в Тейит может то, что в Астале доступно избранным?

— Для исцеления Сила не единственно важное, — пояснила Ива. — Это как… иметь громкий голос, но петь так, что лучше не надо, — Шим хмыкнул в углу. Похоже, он петь не умел, но от этого не страдал.

— Мне идти пора, — сказал Огонек, чувствуя, что камень вот-вот прожжет в нем дырку.

Сколько времени тут провел! Его как, ищут? Или попросту все видели через самоцвет? Неуютно стало от такой мысли.

— Приходи… Просто так приходи, — сказала Ива, словно не в силах его отпустить. — Всегда будем рады.

— Спасибо, — Огонек широко улыбнулся. И тут же вынырнул за порог, вытащил камень из-за ворота и теперь держал на весу — не жгись, скотина такая! Иду я уже!

Он помчался обратно, безумно боясь заблудиться — какие-то мальчишки свистели вслед, споткнулся о лежащую поперек дороги доску и чуть сам не сломал ногу, но камень вел — будто в спину подталкивали.

— Уффф… — выдохнул наконец, влетая к себе и падая на пол у кровати. Добрался…

Лампа на окне горела — куда более яркая, чем в крохотном жилище Шима. На столе лежала пара кем-то принесенных объемных свитков. Ощутил горьковатый запах медовой полыни — Атали. Значит, она…

Подошел к столу, потрогал листы, перевернул. Сгреб свитки в охапку и устроился на полу, и лампу переставил к себе вниз. Он говорил Атали на днях, что хотел бы посмотреть, как выглядит мир на их картах. Девочка и принесла, не старинные, новые. С разрешения тетки, конечно, но какая разница. Может, по этим картам учили детей здешних Сильнейших: листы были испещрены рисунками, фигурками людей и животных — и картинки Огонек разглядывал с огромным интересом, позабыв про усталость и даже не присев. Вот как рисуют здесь. Совсем иначе, чем рууна, и тщательней, чем на юге. Письмо тоже казалось знакомым, хоть понимал с пятого на десятое.