— И зачем тебе нож понадобился? Своих не хватает? — спросила Киаль, а Натиу, мать, и вовсе промолчала.

После этого Кайе снова надолго скрылся в лесах. И Къятта порой отправлялся искать следы энихи — не случилось ли что? Знал наверняка — след этого зверя ни с чьим другим не перепутает.

Понемногу братишка сам начал возвращаться, на мягкой постели ночевать, а не свернувшись клубочком среди папоротников или тростника.

Восемь Сильнейших Родов было сейчас в Астале, меньше, чем готов был вместить Совет. Поэтому царило временное перемирие. Когда лес велик, разные звери находят приют под сенью листвы и между корней — и хищники редко ссорятся из-за добычи. И даже олень может пастись под носом у энихи, ежели тот не голоден. У каждого Рода была своя территория, свои ремесленники, садоводы, охотники.

Пока хозяева Асталы ни в чем не испытывали нужды всерьез. Сытые хищники бродили один мимо другого, огрызались порой, но не стремились вцепиться в глотку. Когда дичи хватает на всех, а солнце палит нещадно, и зверей одолевает лень.

Только юные, с горячей кровью, грызутся, невзирая на жару — если что-то пришлось не по нраву. Такие, как Кауки…

А Род Арайа, чьим знаком был свернувшийся пятнистый ихи, понес потерю — слишком много хмельной настойки выпил один из них, едва ступивший на порог зрелости — и собственное пламя обратилось против него. Но Род оставался по-прежнему сильным.

Кайе впервые за много-много дней соизволил не шарахаться по лесам, а быть в составе Рода на празднике Солнцеворота. Правда, кривился, когда Киаль помогала ему одеваться — не выносил то, что называл тряпками. Льняные штаны — обычное дело, безрукавка ладно, передник расшитый, единое целое с оплечьем — еще куда ни шло, но от широченного наборного ожерелья наотрез отказался.

— Я не статуя, чтобы увешивать меня невесть чем!

Киаль, любившая наряды и украшения, всерьез оскорбилась.

— Тебе не ожерелья, тебе цепь и ошейник нужны!

— Ну, попробуй, надень! — расхохотался и наклонил взъерошенную голову. Густые волосы, блестящие — только сколь ни расчесывай, все равно лежат, как им хочется. И уже несколько весен как срезает сам, когда считает, что чрезмерно отросли — вот и выходит неровно.

Праздники он любил, но плохо владел собой в бесконечные часы их — смех, цепочки ярко одетых людей, пенье свирелей, рожков-тари и рокот барабанов возбуждали вначале, и это было приятно; потом не выдерживал — одновременно хотелось мчаться куда-то , укрыться ото всех, чтобы не слышать музыки, и убивать. Громкие звуки вызывали во рту привкус крови, солоноватый и мягкий — знал его хорошо. Не один зверь в предместьях Асталы погиб от когтей черного энихи, и домашний скот тоже.

Город казался огромным живым существом, тысячеглазым, дышащим полной грудью и готовым проглотить любого. Трудно было старшему сохранять здравый рассудок среди мельтешащих теней и пятен, но приходилось — только Къятта мог остановить Дитя Огня, пока тот не натворил непоправимого.

…Оранжевый и желтый дым шеили, одуряющий запах огромных цветов, движение — ритмичное, и ритмичные напевы, то жалобные, то повелительные. И среди наполовину счастливой, наполовину безумной толпы — фигурка с короткими волосами, гибкая, поджигающая факелы на расстоянии — весело ему, смеется. Пока — весело, еще не вскинулся в его душе зверь, испуганный и возбужденный грохотом и толпой, движением тел.

Увидел его другими глазами. Ростом до уха старшему: ну, да высоким он никогда не будет, хотя еще подрастет — и уже не ребенок. Не взрослый, но и не дитя, совсем не дитя. Впервые Къятта понял отчетливо — перед ним хищник, и скоро зверь заявит о себе во весь голос. Прав был дед, ой как прав, поручив его Къятте, а не взявшись сам! Да еще объяснив, что к чему. Можно играть с энихи, пока тот мал. Но взрослого нужно крепко держать, и при том не сдерживать его естество; иначе неясно, как и где оно прорвется.

Мальчишка кружился в танце с золотой цепью — забава избранной молодежи, защитников Асталы, пока старший брат не ухватил его за плечо и не оттащил от змейки из человеческих тел:

— Все, довольно.

Тот дернулся было, зашипев и зубами сверкнув — но сильная уверенная рука не пустила.

— Остынь.

Цепь распалась — толпа, разгоряченная горькими настойками и айка, рванулась к Башне, отдать должное Хранительнице. В Доме Земли плоды и другие дары, творения людских рук, были уже возложены на алтарь, стихиям Дома Солнца дары были ни к чему — они сами брали, что им хотелось, и те, кого позвали во сне, добровольно исполняли их приказ. В этот разговор и Сильнейшие не вмешивались. Натиу и некоторые другие откуда-то знали, кто был избранником на таких праздниках. А на другой день служители заверяли глав Родов, что все удачно прошло.

— А если меня позовут? — спросил Кайе, глядя вслед уходящей толпе — яркой, громкой, горячей, пахнущей человеческой жизнью. Облизнул губы — частицы дурманящего дыма оседали на них.

— Если позовут, приходи сначала ко мне — значит, ты слишком много выпил айка. Я помогу тебе вернуть голову на место.

— Я вообще ничего не пью! — обиделся младший. Он прерывисто дышал, и тело напряжено — вот-вот, и рванется следом, позабыв, что надо сохранять человеческий облик.

— Пьяный энихи — это уж слишком, — согласился старший. — И нелепо вдобавок.