Последние слова всколыхнули в груди Ардена тревожное чувство. Не мог же он прознать об их с Ниррен плане? Или... мог? Пока Арден терялся в догадках, рука Хадригейна метнулась к мешочку, что висел у того на поясе. Арден успел лишь воздеть руки кверху, когда одним ловким и бесхитростным движением недруг осыпал его мельчайшим толченым порошком. Не успев толком ничего сообразить, Арден вдохнул его и в запахе сразу распознал зерна маковых голов. Ноги его стали ватными, норовили подкоситься и склониться перед лицом злодея.

— Ты... Ты одурманил... перехитрил меня, — выдавил Арден вяло, с трудом подбирая нужные слова. Ноги окончательно обессилели, и юноша упал на землю. Он опирался на слабеющую руку и не оставлял попыток встать, но безуспешно.

Хадригейн высился над ним и смотрел сверху вниз на поверженного и униженного колдуна, которого сумел обдурить маленькой хитростью, на какую только и был способен его ум. А, может, и не его вовсе, а Альвейна, который уж точно понимал в травах и снадобьях куда больше тугоумного вояки.

— Так-то лучше, — смеялся тот и склабился, похрустывая костяшками пальцев. — Куда приятнее смотреть на тебя сверху и видеть твою беспомощность. — Затем присел на корточки и у самого уха Ардена прорычал: — Ниррен будет моей, так и знай. И ни ты, ни твое темное колдовство не остановят меня. Ты, Арден, исчезнешь, испаришься, а я помогу тебе в этом, можешь не сомневаться. Арден Безродный канет в лету и спустя месяц никто уже не вспомнит этого имени. А что до меня... То я буду целовать Ниррен и любить ночами напролет, в то время как ты сгниешь, так ее и не заполучив.

Слова Хадригейна ядом бежали по венам юноши и отравляли его разум. Но чем больше внутри закипала ярость, тем меньше оставалось сил в его теле, и вскоре, окутанный усыпляющим оружием, он провалился в беспамятство.

[1] В растениях из рода льновых содержится амигдалин, который называют «синим ядом».

«Проснись, Арден».

Навязчивый шепот вторгался ему в голову, бился в груди, вторя редким ударам затихшего во сне сердца, и отчаянно старался пробудить от дурмана.

«Проснись и не дай себя погубить!»

Арден с усилием разлепил отяжелевшие веки. Перед глазами поплыло, к горлу подступила едкая тошнота, и он едва удержал рвотный позыв. Отчего-то юноша не мог отыскать под ногами опоры, но, когда опустил голову, с ужасом осознал, что висит на дереве, подвешенный, истерзанный кровожадной фантазией своих же соплеменников.

Как только сознание его очистилось от воздействия макового порошка, он почувствовал ноющую боль во всех членах: в запястья его были воткнуты толстые стрелы, а вокруг них и лодыжек, для верности, была крепко обмотана веревка, удерживающая тело на стволе большого дерева.

Снизу вполголоса разговаривали несколько мужчин, о чем — Арден не мог расслышать. Разглядеть их лица в темноте он тоже не мог, но одного узнал безошибочно. То был Хадригейн. Он не просто одурманил юношу, но и притащил его в глухой лес, чтобы навсегда покончить с проблемой. Юноша попытался пошевелиться, но тело тут же пронзило нестерпимой болью. Если он не сумеет совладать с этой агонией, то так и останется пойманным в капкан зверем, а смерть очень скоро станет для него желанной.

Заметив, что Арден очнулся, воин развернулся к нему и с долей превосходства сказал:

— Представляю, каково это — висеть вот так, беззащитным, безоружным. Что же, сможешь ты теперь заколдовать нас? Сразить этой своей темной силой?

Он переглянулся с тремя сообщниками, и все четверо громко рассмеялись. Они забавлялись, видя его слабым и немощным. Арден глядел на их торжество и внутренне рассыпался от одной лишь мысли: «Ниррен ничего не узнает, и будет считать, что я ее предал». Он даже не сомневался, что свое грязное дельце они обставят, как надо, обрисовав общине его трусливый побег, в то время как он будет медленно умирать, вися на дереве, если только не появится голодный зверь и не решит милостиво перегрызть ему глотку.

Тут Хадригейн поднял из травы лук, приладил к нему стрелу и наставил ее наконечник прямо на Ардена. Выбрав цель и прищурив один глаз, он спросил:

— А теперь скажи мне, Арден Безродный, как же досталась тебе эта сила?

Юноша молчал. Вряд ли воин способен понять, что тьма сама его выбрала. Тьма решила, что он достоин нести в мир ее знание, но такие, как Хадригейн, понимают лишь язык крови и насилия.

— Я считаю, такой силой нужно делиться... Жаль, что ты считаешь иначе. А ведь мы могли стать друзьями.