— На том и порешили, — слегка успокоившись, окончил Нандир. — Завтра мы подготовим ритуальное оружие, а затем Альвейн обучит нас Ритуалу. Скоро мы одолеем заразу, поразившую нашу общину, а сейчас отправляйтесь к своим женам и мужьям и спите спокойно. Полагаю, несколько дней в запасе у нас имеется, чтобы освоить обряд. Так будем же терпеливы: еще немного, и мы очистим мир от первородной тьмы.

Члены совета один за другим поднимались с пола и прощались с Нандиром, почтительно склоняя головы на пороге. Уходя, Альвейн едва заметно кивнул старейшине и оглянулся. Ниррен осталась сидеть у огня, поникшая, обессиленная. Она все водила подушечкой пальца по резной рукояти кинжала, которому придется отведать крови того, кого она все еще любит.

Альвейн всегда знал, что любви дочери старейшины и безродного знахаря не суждено случиться. Он чувствовал, что один из них уничтожит другого, но не предугадал, что приложит к этому руку сам.

[1] Каменная постройка военизированных и оборонных жилищ пиктов, которые могли иметь форму башни или колеса.

[2] Кто ты такой? (сканд.)

[3] В скандинавской мифологии словом Ginnungagap обозначалась первичная бездна, хаос, из которого позднее сформировалось мироздание. Именно из пустоты и холода бездны в мир явился великан Имир.

Уже почти седмицу он не показывался во дворе. Не был обласкан лучами солнца, не ступал по лужицам пролившегося дождя. Арден спрятался в коконе, который сам же для себя и выплел. Иллюзий он не питал: безопасность его временна, и как только силы его истощатся, а завеса тьмы спадет с его обиталища, односельчане тотчас же прибегут с вилами, чтобы насадить на острые концы его голову.

Арден теперь виделся себе ходячим противоречием: исследуя тьму внутри себя, он нес миру светоч знаний, но миру тот не был нужен. Мир отвергал его всеми фибрами, плевался и гремел осуждающим воплем. И свет Ардена понемногу начал гаснуть, всеми отвергнутый. Тьма томилась в нем, доверху заполняя его существо. Он пропитался ею до духоты и стал узником в собственном теле. Этой тьмы стало слишком много для него одного, но юноше не с кем было ею поделиться.

«Тебе не в чем себя упрекнуть, — нашептывала темная благоволительница. — Они не способны оценить твоего могущества и не заслуживают милосердия».

И сколько бы Арден ни терзал себя, хватаясь за почерневшие волосы, шепот этот успокаивал бурю в груди. Слова тьмы обволакивали с головы до пят, навевая приятную усталость. И лишь одна мысль иглой упрямо колола под ребрами: Ниррен его отвергла.

— Ниррен...

Покрутив любимое имя на языке, вкусив его горечи, Арден снова проваливался в пропасть, где его поглощала неопределенность. Все, чего он так алкал, чего мечтал достичь, было ради нее одной. Любовь к прекрасной дочери старейшины вела его, точно свет луны в непроглядной ночи, не давала сбиться с пути... Как же тогда так вышло, что он свернул с тропы и навсегда потерял любовь?

«Она не нужна тебе, Арден, — продолжала тьма ласкать его уши. — Тот, кто не может осознать твоего величия, не должен стоять с тобой плечо к плечу».

Тьма призывала его идти своей дорогой и забыть о девушке, чьи черные глаза разжигали в нем пламя. Но именно этого он не мог. Даже после того, как ее рука ускользнула из его ладони, он не мог выкорчевать Ниррен из сердца — слишком многое он положил к алтарю их общего будущего.

Шепот тьмы вдруг вызвал подкожный зуд. В мыслях проклюнулись ростки сомнений: вместо того, чтобы подчиниться Ардену, тьма все больше уходила из-под его влияния и набрасывала на него сковывающие сети единоличной власти. Почувствовав себя ее пленником, Арден поднялся с лежанки и думать забыл о сне. Он нервно взъерошил гриву волос, затем прошел к бадье с водой и сполоснул вспотевшее лицо. Тьма правильно твердила в первую встречу: «ничто не дается просто так». У всего есть цена. Он обрел большую силу, но вместе с тем потерял все, что было ему так дорого: Альвейн, уважение людей, Ниррен…

Подумав о последней, Арден тоскливо бросил взгляд на порог хижины, где раньше всегда мог отыскать приглашение на встречу. И изумился, вновь найдя там голубенький цветок льна.

Он нагнулся и поднял цветок, покрутил в пальцах и задумался. Нет ли в этом жесте некоего подвоха? Однажды он уже попался в западню Нандира, так как узнать, не он ли вновь чинит против него заговор?

«Эта любовь погубит тебя, — завела песню тьма, клубясь вокруг юноши плотным туманом. — Лишь закрыв сердце для любви, можно стать великим! Эти чувства делают тебя слабым».

Но слова темной госпожи как влетали в одно ухо, так и вылетали через другое. Мыслями Арден был уже не здесь. Он не ощущал никакой слабости, не испытывал обиды или ненависти. Если Ниррен и правда хочет его видеть, он все готов забыть в обмен на ее прощение.

Он вставил цветок в карман рубахи, поближе к сердцу, и, не слушая более увещеваний властвующей над ним госпожи, опрометью бросился вон из дома. Он ветром несся прочь со двора, ныряя босыми ногами в прохладу полевых трав. Перепрыгнул через ручей и запетлял между деревьями, устремляясь к их тайному месту на опушке леса.

«Осторожно!», вдруг зашипела тьма, но Арден ее не слушал. Он вышел на поляну, но та была пуста. Луна скрылась за предгрозовыми тучами, наползшими на небосвод, все вокруг скрадывала ночная темень. Долго юноша вглядывался в густые заросли, надеясь встретить девичье личико средь листвы.

Но скоро Ниррен показалась сама.

Тонкокостная фигурка казалась в темноте еще более узкой и щуплой, казалось еще чуть-чуть — и ветер пошатнет ее, как камыш у заводи. Волосы обрамляли заострившиеся скулы, щеки совсем впали, будто девушка не знала сна несколько ночей кряду. Арден бежал сюда с надеждой упасть в омут ее черных глаз, но Ниррен не поднимала головы и не сводила взора с земли. Губы ее едва заметно дрожали в попытке произнести хоть слово, но ни звука с них не сорвалось. В сердце юноши закралось дурное предчувствие, по коже прошелся зловещий холодок.