– Из-за тебя мой сын лишился руки!

Ухэл развернулся. Перед ним стоял мясник. В глазах его горела ярость, а в руке он держал нож.

– Твой сын лишился руки из-за собственной глупости, – спокойно ответил Тургэн. Но его спокойствие только сильнее разозлило тучного мясника.

– Кто тянул тебя за язык на Совете? Кто?! Если бы не ты, мой мальчик лишился бы всего лишь пальца! Но ты захотел большей кары!

– Я бы отрубил ему руки по плечи, будь моя воля, – честно признался Ухэл. – Решение принял Совет.

Мясник зарычал и бросился на палача, выставив перед собой нож. Тургэн даже не пытался уйти от удара. Когда лезвие зашло ему в бок, мужчина согнулся пополам и осел на землю.

– Я не могу убить тебя, палач, – с болью в голосе прошептал мясник ему на ухо. – Боги не простят меня. Но ты будешь страдать. Страдать так, как страдает мой сын!

Мясник вынул нож и отошел.

– Рана не смертельная, уж поверь мяснику, – мужчина недобро усмехнулся, но уходить не спешил. – Всей душой я хочу, чтобы ты умер. Чтобы ответил за то, что испоганил жизнь моему сыну. А все из-за какой-то блудной девки! – мясник плюнул под ноги палачу и наконец ушел.

Ухэл, собрав силы, поднялся на ноги, взял топор и, волоча ноги, побрел в сторону дома.

Палач с трудом пробирался через заросли. Его одежда цеплялась за ветки деревьев, а ноги то и дело застревали во мху и торчащих корнях деревьев. Тургэн падал на землю, вскрикивал от боли, но снова поднимался и на одном лишь желании выжить продолжал путь.

Он не злился на мясника и не винил его. Палач был готов к подобному исходу. Шаман говорил, что такое случается.

– Ты не должен сопротивляться, если на тебя нападут люди.

– Почему? – недоумевал заметно повзрослевший Тургэн. – Разве я не могу вступиться за свою жизнь?

– Если Боги внушили человеку мысль о мести палачу, он должен это исполнить. Никто не решится убить тебя. Иначе Боги проклянут убийцу палача. Но ты можешь изучить травы, которые могут помочь тебе после свершения мести.

И Ухэл учил. Год за годом учился жить один, орудовать топором, служить Богам без молитвы. Учился охотиться, собирать травы, выращивать овощи и заботиться о скоте. Трижды шаман отправлял Ухэла в мелкие деревни, где не было своего палача, чтобы казнить преступника. И каждый раз юноша безукоризненно справлялся. И когда спустя годы шаман сказал Тургэну, что палач в его родной деревне скончался, Ухэл стал собираться в путь.

К тому времени как раненый Ухэл добрался до дома, он потерял много крови. Голова его кружилась, а рука с трудом удерживала топор.

– Охин! – его крик походил скорее на хрип. Он боялся, что девочка спит и не услышит его. – Охин!

Ему повезло. После второго зова дверь с шумом отворилась, и дочь выбежала во двор.

– Я ранен, – уже тише сказал мужчина, когда девочка подхватила его под руку. – Проведи меня в дом.

Вместе они добрались до кровати, и Охин помогла отцу улечься.

– Что случилось? – девочка едва сдерживала плач.

– Не время, – с трудом удерживая себя в сознании, прошептал Ухэл. – Спрячь топор… перевяжи меня потуже, Охин. Собери травы. Подорожник, календула, полынь, липа… сделай кашицу, положи на рану. Промывай каждый день… кипяченой водой.

– Да, Ухэл, – уже не сдерживая слезы, ответила она.

– И Коза… Охин, не забудь про Козу, – прошептал палач и потерял сознание.

Первое, что почувствовал Тургэн, – это запах. Пахло свежей древесиной и полевыми цветами. Было так непривычно вдыхать что-то настолько свежее, что ему даже захотелось чихнуть. Второе, что он уловил, – голос. Тонкий девичий голосок тихо напевал что-то очень мелодичное. Что-то о деревьях, реке и солнце. Ухэл никогда раньше не слышал народных песен, а потому он боялся даже пошевелиться, чтобы не спугнуть это удивительное мгновение. И лишь когда голос Охин затих, он слабо пошевелил пальцами, а потом постарался медленно открыть глаза.

В комнате, в которой он очнулся, царил полумрак – она освещалась лишь огнем от лучины в светце. У стены напротив его кровати стоял новенький стул, а на нем сидела дочь и что-то мастерила. Она не замечала пришедшего в себя Ухэла.

Палачу нестерпимо хотелось пить. Его рот настолько пересох, что, когда он его открыл, чтобы позвать девочку, ему удалось издать лишь сдавленный хрип.

Охин тут же подскочила со стула. Ее поделка упала на пол, а сама девочка, громко зарыдав, бросилась в ноги палачу.

– Живой! Слава Богам, живой! Я так боялась, Ухэл, я так боялась, что ты умрешь! – она подняла на него заплаканные глаза. – Что бы я делала, если бы умер? Пришел бы новый палач и выгнал меня! – она снова громко взвыла.

– Охин, – прохрипел Тургэн, – воды.

Девочка быстро подскочила на ноги и убежала через проем в другую комнату. Взглянув туда, Ухэл рассмотрел знакомые очертания их жилища. Через несколько мгновений вернулась Охин с чашкой воды.

– Пей. Пей, Ухэл, – она все плакала, но уже улыбалась сквозь слезы. Девочка помогла мужчине сделать несколько глотков. – Как хорошо, что ты сделал еще чашек. Они все же пригодились! Я была права! Я кормила батраков, Ухэл. Они, правда, в доме не стали есть, но я накрыла им во дворе. Ты видишь, какую комнату нам построили? Там еще сарайка для Козы! Она теперь спокойно по ночам спит. И еще я сказала им погреб выкопать. Прямо здесь, – она дважды топнула ногой, – под этой комнатой. Вот сделаем запасов на зиму, будет, где хранить. Ох, Ухэл! – девочка уселась прямо на пол. – Как же я рада, что ты живой!