– Секунду, только руки умою и мигом вернусь!

– Простите, что перебиваю Вас, Артём Александрович. Так как там с вашей учебной деятельностью?

– Пока всё отлично: я позволил себе пару лишних выходных дней. Насчёт экзаменов и зачётов я вполне уверен, поэтому…

– …Выходные в Вашем положении – это правильно! Вы и без того, как подсказывает мне моё скромное мнение, отличаетесь воистину титаническим трудолюбием в Вашем возрасте. Позволю себе не сомневаться в том, что на то есть какие-то причины, помимо стойкого характера.

– Всё возможно, Валентин Павлович, лесть в том числе.

– Позвольте, Артемий, позвольте. Никакой лести и в помине нет в моих речах! Однако, что же мы здесь стоим? Пожалуйте на кухню! Кстати, я решил не спрашивать Вашего позволения и подклеил обои в гостиной. Некоторые свисали так, словно в свои лучшие дни на них лили особо едкие кислоты!

– Вы правильно сделали, – уверенным тоном заявил Артём, опираясь о знакомый кухонный стол. Сколько он помнил, это был первый раз, когда на это действие ножки не отозвались скрипом, слегка пошатываясь.

– Вам с сахаром? – поинтересовалась неизвестно откуда появившаяся девушка.

– Если найдётся печенье, то можно и без.

Валентин осветился снисходительной улыбкой.

– Артём Александрович, помилуйте! Мы право не настолько бедны, как Вам кажется. Мы снимаем квартиру лишь оттого, что нас устраивает место, цена и порядочность хозяина!

– У нас найдётся что-нибудь вкусное, в этом можете быть уверены, – закончила Вика.

– Ладно-ладно, успокоили! – Артём вздохнул и присел на стул, опираясь спиной о стену.

На этой кухне всегда навевались воспоминания минувших кошмаров. Казалось, будто это не он их вспоминает, а сама кухня вместе со стоящей здесь мебелью и прочими предметами быта шептали и навевали все эти картины детского отчаяния. Пусть стулья и были давно заменены, но никогда не менялся старый белый холодильник. Помнила раковина, в которой иногда смывались следы крови; помнили гладко заштукатуренные стены, покрытые бледно-зелёной краской; местами потрескавшаяся плитка на полу; выбранные под цвет стен шкафчики и буфет; все ещё блестящая алюминиевыми ветвеподобными штырьками люстра с четырьмя лампами, отдельно освещающими комнату по частям своим тёплым светом.

«Интересно, а они то пятно крови в углу плитки отмыли?»

«Я больше поверю в то, что они понаделали новых»

– Кстати, Артём, мне недавно попалась в руки одна преинтереснейшая книга. Могу предоставить Вам для ознакомления… если вас это, конечно, заинтересует.

– Благодарю, Валентин Павлович, но…

– Просто Валентин, пожалуйста.

– Как можно? Это обозначение степени уважения к Вам, как к кандидату наук. Всё же не каждый способен на подобное в Вашем возрасте.

– Артём Александрович, во-первых, мы почти с Вами ровесники. Во-вторых, вы проявили бы большее уважение, если бы обращались со мной так, будто я Ваш друг и товарищ. Поэтому на «ты», пожалуйста.

– Тогда почему Вы ко мне обращаетесь в уважительной форме?

– Мальчики, не спорьте! Чай готов.

– Ты моё пепельное чудо! Спасибо, – Валентин громко чмокнул Вику, отчего Артём поёжился.

«Щенячьи нежности»

К слову, Артём только сейчас обратил внимание на пепельно-белое каре Вики, заменившее светло-коричневые хвостики, бывшие ей не так к лицу. Удивительно, как может преобразиться человек от столь мелких деталей.

– Да, благодарю. Вы так и не ответили на мой вопрос, Валентин Павлович.

Глаза знатока науки пугающе сверкнули, а лицо зазмеилось одной страшной улыбкой.

– Вы, Артём, в первую очередь являетесь арендатором, пусть и почти другом семьи…

– …Почти.

– Не важно. А мне мешает этот факт именовать Вас менее официально, однако, Вас же в свою очередь это точно не должно и не может стеснять. Пусть я и старше, я требую дружеских отношений как преобладающих над официально-деловыми.

– Ах, требуете… Вы противоречите самому себе, господин кандидат наук. Официально-деловые отношения, как Вы выразились, предполагают обращение субъектов данных отношений друг другу в уважительной степени. Вы же настаиваете на дружбе и не можете обратиться ко мне менее официально. Возможно, стоит наконец определиться, чего же Вы сами хотите от наших диалогов?