Шрифт:
— Да, брат Миша, нелегкий нам завтра денек предстоит! Праздничный…
— Нелегкий, Лиса. Хлопот полон рот будет. А мне опять неможется. На прогулке едва ноги таскал. По холоду — оттого, что ли? И тут, — Медведь приложил лапу к левому боку, — все время греется…
— К Марье Семеновне-то не обращался?
— Недосуг было. Сама видишь — минуты спокойной нет. Теперь уж в новом году придется.
— Смотри, не стало бы хуже.
— Целый день на ногах!.. Дети, Лиса, вовсе беспокойные пошли. Шалопуты! Еще лет пять назад полегче было с ними управляться.
— Тебе видней, у тебя опыт большой.
— Большой… И неблагодарные какие-то! О них же заботишься, а они — пожалуйста тебе: «Что тут ходишь — спать мешаешь?»
— Кто это так?
— Петров все тот же! Отпетый парень!
— Не расстраивайся, Миша. Утро вечера мудренее — давай спать.
— И то верно! Давай…
За окнами резвилось солнце: на минуту пряталось в облаках и, тут же вынырнув, светило еще ярче. Лучи, пробиваясь сквозь запылившиеся с осени стекла, празднично освещали елку: ярко вспыхивали на ветках прожектора, сверкали гирлянды дождя, горели разноцветные звезды.
«Какой чудный день выдался однако!»
Марья Семеновна завершала осмотр елки.
«Поистрепалась, милая… Иголки совсем пересохли, и цвет уже не тот. Надо к будущему году ремонт сделать, подновить».
Она энергично встряхнула полиэтиленовый баллон и, нажав на рычажок горловины, направила зеленоватую струю распыленной жидкости на верхушку елки. В зале сразу запахло хвоей, лесом, и Марья Семеновна подумала о лете, далеком пока отпуске, грибах…
Дверь зала распахнулась, вошли Медведь, Лиса и Заяц Средний, подталкиваемые сзади ребятишками, вернувшимися из бассейна. Шествие замыкали оставшиеся за дверями две женщины и мужчина — родители. Памятуя вчерашний беспорядок, роботы встали цепочкой, преградив детям путь к елке.
Марья Семеновна опустила баллон на пол, хлопнула в ладоши:
— Поторапливайтесь, ребятки! Тихого часа не будет, после обеда — все сразу на праздник!
Выйдя из зала и прикрыв дверь, она оказалась лицом к лицу с родителями.
— Добрый день, Марья Семеновна! С наступающим вас!
— Добрый день! Спасибо, вас — тоже! Рановато вы, однако, дети еще пообедать должны. Можете полчасика погулять. Или вот — стенгазету нашу посмотрите. А на столике — рисунки ваших чадушек, в папке.
— Мы — может, помочь чего надо…
— Ничего не надо, все сделано, все подготовлено. — Марья Семеновна уже спускалась по лестнице. Цветные стекла окна на площадке ярко горели. «Отменный денек!»
Петров поднял руку над тарелкой с растерзанной котлетой, над кружкой с остатками компота.
— В чем дело, Петров? — подошел к нему Медведь.
— Можно выйти?
— Закончил — подожди других, не все так быстро едят.
— Я в туалет хочу.
— Ну иди, раз такое дело…
— Мне тоже в туалет надо! — тут же подала голос Верочка Иванова.
— Да что это вас?! Ступай!
Они одновременно выскочили из столовой и, минуя двери туалетов, — в зал. В зале не было ни души. Елка светилась и благоухала. Подбежав к ней, Верочка вынула из рукава платья рыжую плюшевую белочку с шишкой в лапах, подлезла на коленках под елку и поставила игрушку на «сугроб».
— Совсем как в лесу, как в настоящем лесу! — захлопала она в ладошки.
Петров устанавливал рядом с белочкой свечку.
— У тебя спички, да? Дай мне зажечь!
— Какие спички? Але-гоп! — и он вытащил из кармана зажигалку.
— Ой, зажигалка, зажигалочка! Ты где ее взял, а?
— Отцовская. Он, когда маме честное слово давал, что не будет больше курить, папиросы в мусоропровод бросил, а зажигалку — в кухонный стол. Я как раз молоко пил…
— Ну зажигай же, зажигай!
Зажигалка выбросила длинное голубое пламя горящего газа, похожее на лезвие ножа. Петров поднес пламя к свечке, подержал, пока не разгорелся фитиль…
— Вот вы в какой туалет хотели?! Марш в группу!
От неожиданности Петров выронил зажигалку; они с Верочкой, цепляясь головами за лапы закачавшейся елки, вылезли и встали, стараясь заслонить от Мих-Миха свой «сугроб».
— Кому говорят: марш в группу!
А за их спинами уже горела плюшевая белка, пыхнула и начала тлеть вата, плавились, роняя горящие капли, синтетические иглы веток. Почувствовав дым, ребята обернулись и бросились прочь. Медведь разинул было пасть, но, ничего не сказав, устремился к елке. Он очень спешил, на полдороге поскользнулся, упал и, пробежав остаток пути на четвереньках, начал бить по пламени передними лапами. Бил, не замечая, как огонь жадно лизнул его мех, подпалил левый бок.