— Это все хорошо, но план, план хлебозаготовок нас в первую очередь интересует… Вы получили телефонограмму обкома?

— Получил, — подтвердил Мегудин. — Мы приняли все меры и сколько можно было сдали зерна.

— Почему «сколько можно было», а не сколько нужно было? Что за фокусы вы проделываете у себя в районе? Почему не выполнили план хлебозаготовок? До каких пор из-за вас область будет отставать?

— Все, что можно было, продали государству. Хлебных резервов в районе больше нет, — ответил Мегудин.

— Что значит нет? Куда девался хлеб?

— Повторяю: сколько можно было, сдали… Согласитесь, что оставить колхозы без семенных фондов нельзя. При таком положении мы в будущем году не сможем сдать даже столько хлеба, сколько сдали в этом году.

— Что будет в будущем году, посмотрим. Об этом есть еще время подумать. Надо выполнить план сейчас, сейчас! Вы понимаете или нет?! За создавшееся положение в районе вы ответите… Вместо того чтобы мобилизовать людей на выполнение своих обязательств перед государством, вы их демобилизуете.

— Да, я считаю, что семенные фонды отдавать нельзя. Надо сейчас думать о завтрашнем дне, — решительно сказал Мегудин.

— Вы еще упрямитесь? Хотите доказать свою правоту?.. За такие дела, которые вы совершили, знаете что полагается?..

— Что такого я сделал? — с недоумением спросил Мегудин.

— А какой проступок может быть более тяжким, чем срыв хлебозаготовок? Мы вам верили, ожидали, что наведете порядок, а вы так подвели… За ваши действия вы ответите, и серьезно ответите. Даю вам еще несколько дней, и чтобы план был выполнен.

…Не зная покоя, Мегудин метался, искал выхода из создавшегося положения — как выполнить план и сохранить семенные фонды.

Он созвал совещание членов бюро райкома вместе с председателями колхозов, но выхода найти не смогли. Все ходатайства Мегудина о снижении плана натыкались на заявления Дублина о том, что под видом сохранения семенных фондов в колхозах района утаивается хлеб.

После очередного предупреждения Мегудина вызвали на бюро обкома. Под давлением нескольких членов бюро, введенных в заблуждение Дублиным, его исключили из партии.

Домой Мегудин вернулся потрясенный случившимся. По его лицу Лиза поняла, что произошло что-то невероятное, но спросить, что произошло, не решалась, а он молчал. Назавтра чуть свет Мегудин встал с постели и куда-то ушел.

Домой он пришел вечером, поел и сел писать письмо. Писал быстро, нервно, до поздней ночи. Рано утром опять ушел и вернулся поздно вечером, опять очень расстроенным. Лицо его осунулось, почернело. Так прошло несколько мучительных дней.

— Что с тобой, Илюша? На тебе лица нет. Почему ты мне ничего не рассказываешь? Что с тобой происходит?..

— Мне нечего рассказывать.

— Но я же вижу — что-то стряслось… Почему ты скрываешь от меня?

Мегудин упорно молчал.

Назавтра Илья ушел и тут же вернулся. С тех пор как Лиза его знает, она не помнит, чтобы он когда-нибудь возвращался домой среди бела дня и никуда потом не торопился. На следующий день он вовсе на работу не вышел. Такого еще не бывало.

— В конце концов ты скажешь, что с тобой? — не выдержала Лиза.

Илья молчал.

Расстроенная, Лиза пошла в райком узнать, что случилось. Там ей коротко и ясно ответили:

— Мегудин у нас уже не работает.

— Почему? — дрожащим голосом спросила она. — Что случилось?

— Разве вы не знаете, что он исключен из партии… — не поднимая глаз, ответила секретарша.

Лизу будто кипятком ошпарили.

— За что? — с болью спросила она. — За что?..

— Он вам сам расскажет.

Не чувствуя под собой ног, Лиза побежала домой. Дома она Илью уже не застала.

Только теперь Мегудин почувствовал, какое тяжкое наказание для человека, привыкшего изо дня в день трудиться, — безделье, но еще страшнее быть несправедливо наказанным. С первой минуты, когда Мегудину вручили постановление об исключении из партии, ему показалось, что земля уходит из-под ног. И до сих пор все еще кажется, что он теряет опору и падает в пропасть.

Всю жизнь он уверенно ходил по земле, а теперь… теряет почву под ногами. Как же ему жить без земли, если он, словно корень, крепко врос в нее? В душевном смятении Мегудин бродил и бродил по улице, а когда почувствовал усталость, повернул домой и тут встретил Лизу.

Она искала его. Ей хотелось успокоить его, приободрить. Но пока Лиза решила молчать и, когда их взгляды встретились, проглотив навернувшиеся слезы, только спросила:

— Где ты был?

— Нигде. Просто прогулялся немного.