– Полагаю, что именно это я и сказал вам, когда вы решили, что мы все равно это сделаем, ваше величество, - ответил Грин-Маунтин с кривой улыбкой.

– Настоящий первый советник уже взял бы вину за временное помешательство своего монарха на свои плечи, - сурово сказала Шарлиэн.

– О, уверяю вас, я сделаю это публично, ваше величество.

– Но не в частном порядке, как я вижу.
– Шарлиэн улыбнулась ему, но выражение ее лица не могло скрыть напряжения от того, кто знал ее буквально с тех пор, как она научилась ходить.

– Нет, не наедине, - мягко согласился он и протянул руку, чтобы легко положить ее на плечо. Это был не тот жест, который он позволил бы себе на публике, но наедине не было смысла притворяться, что его юная королева давно стала дочерью, которой у него никогда не было.

– У тебя были какие-нибудь дополнительные мысли о том, что все это значит?
– спросила она через мгновение.

– Ничего такого, что мы уже не обсуждали до смерти, - сказал он ей, и она поморщилась, не отрывая глаз от прибывающих кораблей.

Они действительно "обсуждали это до смерти", - подумала она, и ни один из них - ни кто-либо из других советников и членов совета, которым она действительно доверяла, - не смог выдвинуть удовлетворительную теорию. Некоторые из этих советников, те, кто наиболее энергично выступал за отказ от этой встречи, были уверены, что это просто еще одна ловушка, созданная для того, чтобы затянуть (или подтолкнуть) Чисхолм все глубже в чарисийскую трясину. Шарлиэн не была уверена, почему она сама не согласна с такой интерпретацией. Конечно, в этом был смысл. "Спонтанное" возвращение ее сдавшихся военных кораблей, должно быть, уже запятнало Чисхолм подозрительным недоверием в глазах храмовой четверки. То, что она осмелилась принять сэра Сэмила Тирнира в качестве посла короля Кэйлеба из Чариса, несмотря на тот незначительный факт, что технически она все еще находилась в состоянии войны с королевством Кэйлеба, могло только подчеркнуть это недоверие. А теперь это.

Почему-то сомневаюсь, что оказание официальных почестей военным кораблям Чариса здесь, в гавани моей собственной столицы, во время приема первого советника Чариса в качестве личного посланника Кэйлеба сделает для меня что-то хорошее в глазах этой свиньи Клинтана, - подумала она.
– По крайней мере, в этом предсказатели судьбы правы. С другой стороны, насколько хуже это может быть?

В данных обстоятельствах это был более чем отвлеченный вопрос. Она нисколько не сомневалась, что храмовая четверка, должно быть, поняла, что она и ее адмиралы всеми возможными способами тянули время после получения приказа поддержать Гектора из Корисанды против Чариса. Действительно, было бы удивительно, если бы Шарлиэн этого не сделала, учитывая тот факт, что она, вероятно, была единственным монархом, которого Гектор ненавидел больше, чем он ненавидел Хааралда VII, или то, что она, вероятно, ненавидела его даже больше, чем он ее. Тем не менее, тот факт, что так много военных кораблей ее флота сдались невредимыми, вероятно, значил слишком много даже для такого опытного в циничных реалиях политики человека, как канцлер Тринейр. И "великодушие" Кэйлеба, вернувшего ей эти сданные корабли, даже не потребовав возмещения за ее участие в нападении, в результате которого погиб его отец вместе с несколькими тысячами его подданных, было хитрым ходом с его стороны.

Она хотела возмутиться тем, как он намеренно поставил ее в положение, которое не могло не привести в ярость храмовую четверку. То, что начиналось как простой шаг по сохранению ее собственной военной мощи путем настолько неохотного, насколько это было возможно, "сотрудничества" с Гектором, после "спонтанного" жеста Кэйлеба стало опасно выглядеть как активный сговор с Чарисом. Никто в Храме, вероятно, не простил бы этого, что в свое время слишком легко могло иметь фатальные последствия для ее собственного королевства.

Но вряд ли она могла жаловаться на то, что Кэйлеб сделал именно то, что сделала бы она, поменяйся они ролями. С точки зрения Кэйлеба, все, что могло отвлечь хотя бы часть внимания и ресурсов храмовой четверки от Чариса, должно было иметь ценность. И, опять же, с его точки зрения, должен был быть испробован любой рычаг, который он мог использовать, чтобы... побудить Чисхолм к какому-то активному союзу с Чарисом, а не против него. На самом деле, гораздо больше какого-либо негодования она чувствовала искреннее восхищение тем, насколько хорошо Кэйлеб это понимал.

И будь честной, Шарлиэн, - подумала она.
– С самого начала ты предпочла бы объединиться с Чарисом, чем оказаться "в союзе" с Гектором и Нарманом. Если бы ты думала, что у Хааралда есть хоть один шанс выжить, ты бы предложила ему союз, и ты это знаешь. Вот настоящая причина, по которой ты приняла "подарок" Кайлеба, когда он вернул ваши галеры. И это настоящая причина, по которой ты согласилась принять Тирнира в Черейте. Какая-то часть тебя все еще предпочитает Чарис Гектору, не так ли? И вполне возможно, что у Кэйлеба все-таки есть шанс выжить - может быть, даже победить - в конце концов.

Она смотрела, как галеоны, олицетворявшие этот шанс на победу, степенно двигались к своей якорной стоянке, и задавалась вопросом, для чего граф Грей-Харбор проделал весь этот путь, что он мог сказать ей.

* * *

Это был третий визит Рейджиса Йованса в Черейт, хотя оба его предыдущих визита были совершены в качестве офицера королевского чарисийского флота, а не в качестве первого советника королевства. В конце концов, первые советники никогда не покидали дом. Вот почему королевства держали мелких существ, называемых "послами", которые путешествовали вместо них, поскольку первые советники были слишком заняты, а их обязанности были слишком важны, чтобы они отправлялись в донкихотские квесты.