Так что небольшое пространство уединения, образовавшееся вокруг него и сержанта, вызывало тошнотворное ощущение у несколько одурманенных инстинктов принца высокого полета. Он мог чувствовать небольшие толчки от группы даже сквозь свой винный туман, и, в некотором смысле, это было приятно. В конце концов, Депро ни в коем случае не была уродом. И если рота решила, что для них было бы хорошо "собраться вместе", это означало определенную форму принятия. С другой стороны...

Роджер прочистил горло, когда Депро, очевидно, не обращая внимания на легкие кивки, подмигивания и маневры вокруг них, налила ему еще вина.

– Нима-ш-ш-шет?
– спросил он.

– Хммм?
– Ее улыбка была теплой, и его сопротивление на мгновение поколебалось. На самом деле она была довольно красива. И эта мысль приходила ему в голову уже много раз, напомнил он себе, так что дело было не в нескольких бутылках вина, которые он выпил к этому моменту.

– Я... не хочу быть замешанным в этом... эм...

Что он хотел сказать, так это то, что у него вообще не было сексуальных отношений. Последствия и разветвления для человека в его положении были просто слишком велики, и два раза, когда он совершил ошибку, забыв об этом, публичное обсуждение его сексуальной жизни безжалостно подчеркивало суть. Никто, кроме императорской семьи, не мог себе представить, с какой интенсивностью общественный микроскоп изучал поведение всех Макклинтоков, и любой, кто думал, что Роджер или его братья и сестры могут завести даже самую незаметную любовную интрижку так, чтобы об этом не узнали репортеры, должен был быть наркоманом. Последнее, в чем нуждался "плохой мальчик" династии, - это раздувать скандал из такого рода историй!

Это было бы более чем достаточной причиной для осторожности со стороны Роджера, но он был достаточно честен - по крайней мере, с самим собой - чтобы признать, что была и другая, гораздо более личная причина. Его мать никогда не была замужем за его отцом, и до тех пор, пока в Маршаде Элеонора О'Кейси не объяснила ему реальный ход событий, Роджер всегда в глубине души верил, что он, должно быть, был тем, что разлучило их и привело к изгнанию его отца из двора. С точки зрения логики, мысль о том, что он может быть виноват, была нелепой, но раненый, одинокий ребенок, которому это впервые пришло в голову, едва ли был в состоянии рассмотреть это рационально.

И в одном он был абсолютно и горько уверен, так это в том, что он никогда не поставил бы другого ребенка в положение, когда он думал бы о том же и терпел бы ту же боль. О, он прекрасно знал, что лекарства и нанниты, которые устраняли ежемесячное проклятие для женщин-морских пехотинцев, также устраняли любую возможность беременности, но завязать случайную связь, особенно в этих условиях, было так же невозможно для принца, как и для других отпрысков "знати" отправиться трахаться со слугами. И даже если бы это было не так, он ни за что не повредил бы сплоченности подразделения таким образом - он ни за что не собирался менять свои отношения товарищества по оружию, ради создания которых он буквально пролил кровь, на вечернюю возню в постели с сержантом.

Неважно, как сильно его опьяненное тело жаждало броситься на хорошо обученную женщину морской пехоты, сорвать с нее форму и зарыться лицом в ее высокие, упругие груди.

Но он никогда в жизни никому не мог объяснить ничего из своих запутанных чувств и рационального анализа. Даже Мацуге, который во многих отношениях был самым близким человеком из всех, кого Роджер когда-либо знал, к настоящему "отцу". Его личные ... причуды приводили к проблемам еще со старших классов, и он до сих пор не мог их сформулировать. Даже когда командир телохранителей его матери стоял в его спальне, пытаясь понять, почему совершенно голая и разъяренная дочь великого герцога называет его евнухом.

Сейчас он тоже не мог придумать, как это сделать, как бы сильно ни старался. И он действительно пытался. Его затуманенный мозг искал что-нибудь - что угодно - сказать, чтобы смягчить боль своего отказа, но то, что сорвалось с его губ, было "...ассоциататш".

* * *

Нимашет Депро дважды моргнула и попыталась сфокусироваться на принце, но все, что она могла видеть, это зону цели чуть выше его кадыка.

– Ты просто сказал то, что, по-моему, ты сказал?
– тщательно выговорила она.

– Слушай, называй меня странным, - сказал Роджер, жестикулируя своей чашкой.
– Но я не валяю дурака с... ассо... асс... айзоовые ... Послушай, не то чтобы это было бы весело. Ты великолепна. Но это было бы неправильно.

– Что ты имеешь в виду, так это то, что ты не "дурачишься" с прислугой. Вот что ты собирался сказать, верно?
– потребовала сержант.
– Я полагаю, сержант с засранной планеты недостаточно хороша для тебя!

– Нет, это не так!
– яростно запротестовал принц, наклоняясь вперед, чтобы обнять ее.
– Ты мне нравишься, и ты красива, но это было бы неправильно!

– Убери от меня свои руки, ты, арис-арис... аристократический червяк!

– Что я сказал?
– в замешательстве спросил Роджер.
– Думаю, может быть, когда-нибудь, но не сегодня.

– Ты чертовски прав, мы не будем, - прошипела сержант, когда она отступила, чтобы нанести удар.
– Это не то, о чем ты когда-нибудь, когда-нибудь снова будешь беспокоиться.