— Это не поможет. Пока человек сам не захочет измениться, он не изменится.

— Это верно. Но, — я вспомнила Егора, — что, если каждый поймет, что после смерти противника он получит совсем не то, что ожидал? Что, если каждому нужна совсем не смерть?..

— Милая моя девочка, — покачала головой Мина и поднялась на ноги. Покачнулась, но устояла. — Может, я слишком устала, может, уже опьянела, но одно я знаю точно: мой отец не захочет мириться, пока я не признаю, что виновата. А я себя таковой не чувствую, — голос женщины внезапно заледенел. — На этом все. Разговор окончен.

— А я не считаю, что ты виновата, — сказала я ей в спину, и Мина замерла. — И я бесконечно уверена, что вам с Артуром просто нужно поговорить. Вот и все. Даже на видео можешь не записывать, это действительно убьет всю атмосферу откровенности. Просто… Просто поговори с отцом. Не с главой клана, а с папой, который баюкал тебя на своих руках. С папой, который подкидывал тебя в воздух и неизменно ловил, наслаждаясь детским смехом. С папой, который внутри Артура все еще живет, просто спрятался. Увидь его. Дай ему шанс стать отцом снова.

— Проникновенно, Ника, — обернулась Мина, на ее лице поселилось грустное ехидство. — Но моего папы там больше нет. Нам не о чем больше разговаривать с главой клана гедонистов.

И женщина вышла, оставив меня наедине с тяжелыми мыслями. Что ж, пора приниматься за план Б — выводить на арену человечество. Егор возьмет на себя политика-диетика, а я попробую проникнуть к самому президенту. Потомственный я биовампир или как?! Справлюсь!

Потому что другого выхода нет.

Когда у человека нет выхода, он становится смелым и отчаянным настолько, что ему все по плечу.

Я загнала себя в такую ситуацию, что не видела для себя иного выхода, как отправиться к высшим мира сего. У меня есть только способность внушать чувства и манипулировать ими — и я ею воспользуюсь. Да, я превращусь в такую, какой хотел меня видеть Руслан. Но все это — ради человечества. Ради мира.

Возможно, ради мира в моей собственной душе.

— У них сегодня собрание, — подошел сзади Егор, пока я ждала его у входа в величественное светлое здание.

— Напугал, — у меня правда екнуло сердце, а ноги ослабели. Мне попросту было страшно идти одной в неизвестность. Одной — потому что у нас с Егором на сегодня разные задачи.

Он отправится договариваться о поддержке диетиков, сделав вид, что предает гедонистов. Я была против такого его решения, но парень настоял, прерывая мои отказы твердым:

«— Я накосячил, я готов нести ответственность».

Я же, поскольку могу управлять чувствами других, взяла на себя жуткую ношу — найти самого здесь главного и дать понять, что человечеству грозит кабздец. Пора министрам врываться в игру, а то люди абсолютно не понимают, из-за чего на улицах то и дело происходят вооруженные стычки.

— Все будет хорошо, — Егор улыбнулся мне, как когда-то до всего вот этого. — Ты справишься.

— Ага, — слабо ответила я. — Ну что, идем?

— Где твоя решительность? — Егор усмехнулся и протянул мне руку. — Войдем вместе.

Он не боялся, что нас выгонят, потому что был уверен в моих новых способностях. Я же переживала, что не справлюсь. И, даже не думая о романтической составляющей, вложила свою руку в мужскую ладонь. Та мгновенно согрела мои ледяные пальцы, и я, как ни странно, почувствовала себя лучше. Блин, здорово, когда в тебя верят, и когда тебя поддерживают!

Мы вошли в широкие двери, и нас ждало первое препятствие.

— Вы к кому? — подскочил охранник, и я мгновенно включила внушение.

— Мы Григорову Михаилу Ивановичу*, — солидно произнес Егор, который для этой вылазки принарядился в костюм и белую рубашку. Хорош, зараза… Ну да не до любований сейчас.

*Все имена в этой главе и в книге в целом вымышлены, совпадения случайны.

— Ваши паспорта, — попросил охранник, протягивая руку. Я чувствовала, как его чувство долга борется с доверием, которое я так усердно выплескиваю. Кстати, в этой процедуре есть сходство с «дарением чувств»: та же серебристая нить, та же отдача… Только что не любовь переходит.

— Наши паспорта не нужны, к вам наверняка Михаил Иванович подходил лично и говорил о нашем прибытии, — нажал голосом Егор. Он держался открыто, камер не боялся — но я очень явственно ощущала его напряжение.