—Как? – в её взгляде было полное замешательство.

—Просто позови. – И я тут же мысленно позвал её по имени.

Таис вздрогнула и подняла на меня изумленный взгляд.

— Это…

Я широко улыбнулся.

—Это называется связью истинной пары, дорогая.

Таис сглотнула и замерла.

— А мы… ты… получается, ты тоже меня слышал?

Не удержавшись, я снова поцеловал её.

—Слышал. Поэтому и примчался.

Тая

Оставшись в палате наедине с Гийомом и перепуганной Мари, я тут же почувствовала себя ужасно одиноко.

Сразу, как только Этьен покинул комнату.

Дела….

Много месяцев – и целую вечность назад – доктор Кошински внушал мне выгодную ему ересь о том, что проблема между мной и Этьеном — это, прежде всего проблема моих воспоминаний об отце и его отношениях с мамой. Что сам Валуа совсем не так плох, как кажется; и что мне просто надо «по-другому» посмотреть на Валуа.

И сейчас я снова не понимала…

Как мужчина, который выдернул меня из обморока; который позвал врачей и находился все это время рядом со мной, мог быть тем же самым мужчиной, который насильно запихивал в меня свой член, требуя сделать ему приятное?

Злой насильник – и нежный муж. Два лица одного мужчины. Какое из них настоящее? Или на самом деле, всё это только мои комплексы, а Этьен всегда одинаковый?

Я громко вздохнула, пытаясь отрешиться как от писка медицинских приборов, так и от тихих причитаний Мари.

Доктор Кошински умел вкладывать нужные ему идеи в мозги своих пациентов.

Если бы не было того полнолуния в Испании, если бы я «своими глазами» не увидела воспоминания Валуа о его развлечениях в «домике удовольствий», то я бы…

Без «бы». Однажды я ему уже поверила.

Поверила доктору Кошински и его словам о моей покореженной с детства психики.

Поверила Этьену, когда тот внезапно изменился, превратившись в нежного супруга.

Но…

Заботился ли он сейчас обо мне или просто пытался обеспечить безопасность вместилищу его ребенка?

Я сглотнула.

Страшно.

Как же дико страшно!

Следующая мысль обожгла меня изнутри: а ведь не просто так Мари постаралась, чтобы я не смогла рассказать Этьену о Моник.

Почему?

Мне казалось, что Мари неплохо ко мне относится – эта искренняя, добрая женщина не допустила бы, чтобы зло, причинённое беременной женщине, осталось безнаказанно.

Тогда какой может быть причина?

Я вспомнила крики Моник в момент её нападения. Что-то про «один месяц», на который её удалили подальше.

Месяц.

До родов осталось уже значительно меньше, но доктора не любят точные даты.

Месяц.

Совпадение или тонкий расчет? Этьен не делал тайны о том, когда мне рожать. Моник могла всё это придумать, пользуясь доступной информацией.

Я не понимала, зачем пытаюсь найти несостыковки в словах Моник, зачем пытаюсь оправдать Валуа…

Кажется, я снова начинала ему верить – даже не ему самому, а его испуганному взгляду, дрожащим рукам и замирающему вместе со мной в момент боли дыханию.

Гийом, вколов мне что-то в вену, попросил меня отдохнуть, а Мари – последить за мной, никуда не отлучаясь. Мари с радостью согласилась.

Как только он покинул комнату, служанка тут же бросилась ко мне и принялась пространственно благодарить за то, что я не сдала Даниэллу.

— Она виновата, мадам, — покаянно качала головой Мари. – Очень виновата! Но она… у неё было сложные отношения в семье, мадам.

Я молча вскинула бровь.

—Их отец был фанатиком, запрещавшим дочерям всё на свете, — ошибочно решив, что я хочу послушать историю Даниэллы, продолжила Мари. – И если Мэрион – старшая сестра Дани, как-то смерилась со своей жизнью – говорят, она даже сейчас продолжает жить как монашка, то Даниэлла, настрадавшись за долгое время, просто берет от жизни всё.

То есть Мари сейчас на полном серьёзе заступается за Даниэллу? Не за Моник?

Я несколько раз тряхнула головой, пытаясь понять, как всё это состыкуется.

— …Даниэлла просто хотела дать вам остыть, поэтому не уследила…

А, ну теперь хотя бы хоть что-то понятно! Даниэлла не имела права отпускать меня одну.

— Меня больше интересует Моник, — произнесла я, перебив служанку. – Кто нибудь уже доложил о её проступке?

— Мадам… — на Мари было жалко смотреть. – Если Альфа узнает о том, что случилось, то нам всем будет плохо.