— У нас тут не баня! — встала на моём пути Хелена Олливандер, — мы тут боремся за звание самого культурного торгового заведения на рынке! На них, — кивнула она на детей, — вредных насекомых больше, чем я за всю жизнь видела.

— Дети, не обращайте внимания на тётю, — я попёр буром прямо на свою вредную управляющую, — она так-то добрая, только снаружи иногда злая. Сейчас мы всю ребятню приведём в божий вид. Будут как на утреннике. Ванюха, — обратился я к подчинённому, который стоял с задумчивым и романтичным лицом, как Сергей Есенин перед домами родной деревни, — срочно принеси два ведра воды.

— Ивану нельзя носить воду, — пробубнила, смутившись, дочка книгочея.

— Это ещё почему? — я чуть не выронил ящик с тремя мелкими сорванцами.

— Он стихи пишет, — ещё более тихо произнесла Хелена, — хорошие.

— Вот и молодец, когда вёдра с водой таскаешь, завсегда лучше сочиняется, — я опустил ящик с Дениской и его младшими братом и сестрой на пол.

Дочь Олливандера метнула вопросительный взгляд на Ивана, и тот мигом сорвался за вёдрами. Кстати, за столиком уже привычно для меня удобно расположились и попивали бесплатный кофе сам Ярослав Генрихович, писарь с рынка Пантелеймон Чичиков и лекарский магик сэр Пилигрим. Я кивнул головой всей частной компании, и на секунду задумался, чем же сегодня озадачить стариков?

— Как вы считаете, уважаемые, что первично в этом мире, дух или материя? — я почесал затылок, — что было в начале мироздания мысль, идея или грубая физическая оболочка?

— Идея, безусловно, идея! — одухотворённо заговорил Олливандер, — вот книга, прежде чем буквы ровненько лягут на листок бумаги и появятся красивые картинки на заглавном листе, должна быть идея!

— Да, да, — закивал головой сэр Пилигрим, — вначале было слово.

— Да, прекратите мне голову морочить вашими словами! — разволновался писарь Пантелеймон, — я целый день сижу на рынке и пишу кляузы на заказ. Поэтому сначала должен появиться сам жалобщик и мне, как следует заплатить!

— Деньги, презренный металл, — пробурчал Ярослав Генрихович.

— Скажите это моей бывшей жене! — взвизгнул Чичиков, — которая ушла от меня к торговцу керамическими горшками! Вот что она в нём нашла?

— Да, да, — закивал головой лекарский магик, — на женщин этот закон мироздания не распространяется.

Чем в итоге закончился интеллектуальный диспут, я не узнал, так как перевёл детишек на ту половину торгового дома, где была кухня. Наколдовал им ещё горячего молока и наломал душистого свежего хлеба. На звуки дружного чавканья спустилась со второго этажа Иримэ.

— Чьи это дети? — ушки эльфийки мгновенно вытянулись вверх.

— Спокойно Ири, — я отчего-то растерянно улыбнулся, — это дети свои, то есть наши, то есть житомирские. Сейчас их помоем…

— Что значит наши? — лесовица, как фурия метнулась к столу и грозно посмотрела на испуганных ребятишек.

Маришка и малышня догадались, что назревает скандал, поэтому все разом скуксились, но пережёвывать хлеб и запивать его молоком не перестали.

— Ну, допустим, эти трое твои дети, — Иримэ ткнула пальцем в мелких, — но этой самке уже минимум семнадцать лет! — эльфийка показала на Маришку, — она тоже твой ребёнок? Что ты от меня скрываешь?

— Да это не мои дети! — я разволновался, — то есть это временно мои дети! Сейчас их помоем…

— Так бы и сказал, что купил их на продажу, — улыбнулась Иримэ, — да-а-а, придётся их сначала, как следует откормить. Вид у них не товарный.

— Это дети из стрелецкой слободы! — не выдержал я и стукнул кулаком по столу, — сироты, временно попали в затруднительную жизненную ситуацию. Сейчас их помоем…

На этих словах с вёдрами воды появился на кухоньке довольный Ванюха.

— Воду согреть! Детей вымыть! Шампунь там, целая банка, — скомандовал я грозно глядя на свою молодую жену, — одежду починю сам. Посмотрим, какая из тебя в будущем получится мать. А то медовым месяцем любой дурак может испытываться… Полчаса меня не беспокоить! Да, Иван, ещё воды принеси.

Я взял коробку с тряпками и пошёл в свою «мастерскую», в маленький закуток перед спальней, на второй этаж. Перво-наперво нужно было поколдовать над часами. Странно, конечно, что вещи из другого мира попали сюда. Но учитывая, что я сам непонятно как оказался в Мирянском царстве, то командирские часы — это просто мелочи.

Я сел за стол и выложил первый экземпляр часов с браслетом на бумажку перед собой. Потёр ладони и приблизил их к опытному образцу. В течение десяти минут усиленно рисовал своим воображением новенькие ручные блестящие часики, но позитивные перемены были минимальными. На объекте пропал налёт, и чётко просматривался жёлтый корпус, потрескавшееся стекло починилось почти мгновенно, а в остальном всё было глухо, как в танке. Например: я не мог прокрутить головку, которая отвечала за перевод стрелок. Стерев испарину на лбу, я повертел часы в руках. На задней панели можно было рассмотреть летящую в лучах солнца чайку и надпись «водонепроницаемые». Спереди просматривались белые цифры на чёрном фоне. Маленькая надпись «командирские» была внизу, а сверху красная звезда и парашют. Может быть, это означало, что часы были сделаны для ВДВ? Зачем для войск дяди Васи часы? Фонтаны это я понимаю, это прохлада в жаркий день, кирпичи, подпиленные, тоже пригодятся. А зачем в ВДВ часы? Десантники ведь часов не наблюдают. Хотя какая разница! Самое главное нигде не обнаружил двуглавого орла. То есть часы были из СССР, и с вероятностью до девяноста процентов — механические. Я встал чуть-чуть попрыгал на месте, поразминался и вновь принялся колдовать. И когда уже от перенапряжения я начал терять сознание до моего уха долетело мерное тиканье часового механизма. Почти полчаса я потратил на первый экземпляр и полностью выбился из магических сил. Да, работать с металлом — это тебе не воду в вино превращать!

— Михаил Андреевич, — за спиной появился Ванюха, — там, одежду бы надо детишкам подремонтировать.

— Фюнф минут, Иван, фюнф минут, — я откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

— Мне бы это, Андрей, то есть Михал Андреич, ещё бы стихов, хотя бы штук пять, — зашептал на ухо Ваня, — как бы перед Хеленой Ярославной случайно не опарафиниться.

— Буквы выучил? — спросил я, не отрывая глаз.

— Да, одну, — похвастался Ванюха, — похожа на пирамидку перечёркнутую.

— Начало положено, — кивнул я головой, — запоминай. Я вас люблю, — хоть я бешусь, Хоть это труд и стыд напрасный, И в этой глупости несчастной У ваших ног я признаюсь.