Однако Иримэ даже не повела бровью, хотя я и почувствовал, что она немного напряглась. Ну, ничего, придёт время сама всё расскажет. Просто так потомки древних правителей не бегают по Мирянскому царству, где в принципе, кроме как в циркусе выступать делать-то особо и нечего.

— Как кофе? — я перевёл разговор.

— Очень необычный вкус, — сделала пару глотков лесовица, — и как ты это делаешь, вот бы научиться.

— Это мне подарок от всех Святых, — хохотнул я, — буду с сегодняшнего дня продавать на разлив этот напиток. Хватит местному населению лакать водку, пиво и вино. Пора завязывать с тёмным средневековьем.

— Правильно! — поддержала меня эльфийка, — даёшь расовое и гендерное равноправие!

— Подожди, подожди, — я чуть не подавился бутербродом, — давай сначала с долгами рассчитаемся.

После небольшого очередного любовного раунда в честь медового месяца, я выбрался в город. Торговый дом «Рога и копыта» остались на попечении эльфийки, пусть привыкает к равноправию, решил я. А сам первым делом побежал в ремесленный квартал, к стеклодувам. Пообщавшись немного со знакомыми по мордобойке кузнецами, я направил свои стопы к некоему мастеру стекольных дел Митрофану. Сказали, что стеклодув он первостатейный, только психованный немного. Поэтому без чертежа лучше к нему не соваться, на дух не переносит дилетантов. Позаимствовав кусок бумаги у кузнецов, которые зла на меня за разбитые в цирке морды не держали, я сделал небольшой набросок. Бутылку нарисовал квадратного сечения, чтобы проще было транспортировать, пробку я задумал сделать притёртую. Если случайно разобьют мою тару, за отдельные деньги починю, подумал я.

От кузнецов до стеклодува я дошёл примерно минут за десять, и, вынырнув из очередного кривого переулка, моему взгляду открылась следующая картина. С десяток зевак, облепив ограду нужного мне дома, что-то весело обсуждали и тыкали пальцами.

— Зашибу, сука! — раздавался крик со двора мастера стеклодельного производства Митрофана.

Я тоже пристроился рядом с неравнодушными горожанами.

— Убью! — орал крепкий бородатый босоногий мужик в одной рубахе по колено, размахивая оглоблей.

— Ты так её не зашибешь! — выкрикнул какой-то плюгавый старичок, — вишь она в сарайке спряталась, ты её сперва за волосы выташь, а апосля уже зашибай.

И действительно мужик зачем-то снова грохнул в дверь собственного основательного деревянного пристроя.

— Ничего не получится, — махнула рукой толстая баба, — дверь сковырнуть надо. А так до вечера биться можно.

Но бородач оказался не так глуп, он сообразил, что дверь в сарае капитальная и оглоблей её не пробить, поэтому со всего маху бабахнул по крыше, которая отчаянно затрещала.

— Давай Митрошка колошмать крышу! — заверещал дедуля, радостно потрясая маленьким сухоньким кулачком, — мы тута все за тебя!

Вдохновлённый первыми успехами мужик, что есть мочи, стал разносить в щепки бедную соломенную кровлю. И с каждым удачным попаданием толпа дружно вскрикивала. Вдруг я заметил, как в маленьком окошке сарая, мелькнуло чьё-то встревоженное лицо.

— Это кого он там оглоблей бить собрался? — спросил я ненормального дедулю.

— Как кого? — пискнул старик, — жену кончено!

— Не будет глазки соседу строить шалава! — добавила толстая баба.

— И перед нашими мужиками задом вилять тоже! — добавила ещё одна тетка с маленькими оплывшими глазками.

— Я смотрю, вы тут совсем с головой не дружите! — я резко крикнул на всех зевак, — я два дня назад был у бурмистра. Сейчас со всех кто своих жён лупит — штраф будут брать три монеты серебром! А с тех, кто не донёс вовремя, ещё два серебряника сдерут. В казне денег нет! Князь уже второй день в одних и тех же штанах ходит!

Я порылся в плечевой сумке, достал из неё листок с чертежом будущей бутылки и огрызок карандаша.

— Сейчас все быстро по одному подошли! — гаркнул я, — буду записывать имена, всех кто князя нашего не уважает!

Тётки, ожидавшие скорой расправы, тут же, как по команде бросились врассыпную. А сумасшедший дедуля неловко оступился, грохнулся на землю и заверещал.

— Я ничего не видел! Ничего не видел! У меня зрение слабое! И ноги не держат.

Однако я лишь оглянулся, чтобы удостовериться, что крыша ещё держится, как дедули и след простыл. Я вошёл на двор бушующего стеклодува.

— Митрофан Чеевич! — громко прокашлялся я, — вы бы оглоблю на место положили. В то время когда каждый как один должен сплотиться в деле построения развитого феодализма, вы, значит, ломаете сарай? Непорядок это, не по-пролетарски получается.

— Да я тебе сейчас черепушку размозжу! — заревел стеклодув и, не откладывая дело в долгий ящик, опустил деревянную жердь точнёхонько на мою голову.

К счастью, меня тоже не пальцем делали, я на мгновение замедлил время и ушёл в сторону от сокрушительного удара оглоблей. Когда же дубина воткнулась со страшной силой в землю, я пробил правым боковым прямо в челюсть психованному мужику. Мощное широкоплечее тело Митрофана, вмиг потеряв равновесие, грохнулось прямо около крыльца.