Шрифт:
Мне нужно домой, чтобы переодеться. Конечно, это всего лишь повод. Переодеться я могу хоть сейчас, в багажнике всегда валяется комплект сменной одежды. Пока еду, ставлю телефон на зарядку, но он так капитально устал, что даже не включается.
Внутреннее беспокойство нарастает с каждым километром, приближающем меня к дому. Надеюсь, за ночь там ничего не произошло!
«Интересно, Лера ночевала дома или, как я? Нет, ну со мной всё понятно, у меня ни детей, ни обязательств, в отличие от неё. Нет! Плевать! Какого х@ра! Ведьма! Это не моё дело, где и с кем она ночует! Пускай её Вермишель теперь переживает на сей счёт».
Ещё вчера давал себе слово, не думать о ней. Забыть и не вспоминать! И тут же вспомнив вчерашний вечер, я сжал руль с такой силой, что он заскрипел.
Едва разъехались ворота, в груди всё сжалось с новой силой.
— Да, что за хрень?! — недовольно прорычал я, сдавливая рукой грудь чуть левее центра.
Ни Лютого, ни Энжи не слышно. Смотрю на часы. 10:35. Странно.
Иду к дому, ноги свинцом наливаются. Оглядываюсь, пытаюсь зацепиться хоть за что-то, чтобы стало легче. Ничего не радует.
Вижу ротонду и столько негатива просыпается. Нужно её убрать. Снести к чёртовой матери! Подхожу к веранде, каждая ступень, словно пытка. Но я не останавливаюсь, продолжаю идти.
Открыв входную дверь первое, что улавливает слух- это детский плач. Отчаянный, душераздирающий. Сердце в момент срывается на сумасшедший галоп. Я непроизвольно ускоряю шаг, плач раздаётся из кухни.
«Что такого могло случится, что Энжи так рыдает? Ну, не наказали же её, не дав любимое мороженное! Она когда упала, и то не так плакала!» Не слышу голоса Леры и мне это них@а не нравится!
— Тише, тише, моя хорошая, всё будет хорошо! — успокаивает ребёнка мягкий голос тёти Маши.
— Точно?! Ты точно это знаешь?!
Я не слышу ответа. Какого х@а я не слышу ответа?!
— Я хочу её увидеть! Почему меня к ней не пускают?! — захлёбываясь слезами, спрашивает Энжи.
— Что случилось?! — задаю вопрос тёте Маше, пристально впиваясь в неё взглядом. Знаю, что так ей не удастся меня обмануть.
— Где же ты был, мой мальчик! — вижу обеспокоенный взгляд тёти Маши, что встречает меня с внутренним облегчением. Заплаканное лицо всхлипывающего ребёнка. Отсутствие Леры. Все эти элементы складываются в нелицеприятный пазл.
Подгоняю с ответом глазами, сцепив зубы.
— Егор! Ты не представляешь, что у нас произошло! — вопит Энжи, бросаясь ко мне и утыкается куда-то в район бедра, цепко обхватив меня своими маленькими ладошками.
Аккуратно поднимаю её на руки, словно редчайшее сокровище, и несу к умывальнику. Беру салфетку и подношу к носу. Он настолько забит, что ей уже тяжело разговаривать. Сморкается громко и очень старательно. Умываю её личико прохладной водой, вытираю насухо полотенцем и иду с ней к тёте Маше. Садимся на соседний стул. Я засовываю свой нервяк куда подальше, запихиваю так глубоко, что выгляжу вполне вменяемо.
— А теперь я вас слушаю. — Перевожу сосредоточенный взгляд с Энжи на тётю Машу, не хочу упустить ни одной детали.
— Лютый так лаял, что мы испугались и все проснулись. — Заводит Энжи чуть ли не в ролях.
— Лера потеряла сознание. — Подхватывает тётя Маша.
— Мамочка валялась вооон там! — всхлипывая, тычет пальцем на лестницу. — Слово «валялась» заставляет меня содрогнуться, в глазах темнеет. Из услышанных фраз картинка складывается хреновая. Нужны детали.
— Так, девочки, пожалуйста, соберитесь. С самого начала и по порядку, пожалуйста!
— Мы проснулись ещё шести не было, из-за того, что Лютик сильно лаял. — Начала тётя Маша, теребя в пальцах платок.
— Да, он бегал по дому, пытаясь найти хоть кого-нибудь, кто не спит! — добавила Энжи, ёрзая на моих коленях.
— Дальше.
— А дальше, мы все спустились вниз и увидели Лерочку. Она лежала под лестницей. Без сознания. Мы вызвали скорую. И её забрали. Оксанка с Матюшей поехали следом. Мы пытались дозвониться до тебя, но у тебя был выключен телефон.
— Что с ней? — сцепив зубы, задаю самый главный вопрос.
— Егор, мы ничего не знаем. Она в реанимации. До сих пор без сознания.
— Вы Глебу Марковичу звонили?
— Ой, прости! Я о нём совсем забыла! — заламывает руки женщина, начиная тихо плакать. — Никакой памяти! Прости, старая я уже.
— В какой она больнице?
— Я не знаю. — Отчаянно повторяет она.
— Ладно, я позвоню Матвею и всё узнаю. — Я встаю и сажаю вместо себя на стул Энжи.
— Тёть Маш, ты успокойся. Тебе сейчас нельзя волноваться! Хорошо? — она часто кивает, но мне кажется, что совершенно меня не слышит. — На тебе сейчас ребёнок. Я могу вас оставить? — опять кивает.