Кто-то схватил за плечо, дёрнул, заставив распахнуть до того зажмуренные глаза. Голос – словно через плотный слой ваты, и от того незнакомый. И только запах помог сориентироваться раньше, чем сфокусировался взгляд.

Запах сигарет вперемешку с едва уловимыми нотками одеколона.

Тёмные глаза сверкали, пристально буравя и прожигая насквозь.

И что-то в них такое…

– Ты снял? Снял?!

Денис подорвался, подлетел к возившемуся с камерой Володе, хлопнул его по плечу… все движения – отрывистые, а взгляд – метавшийся безостановочно, ни на чём дольше пары мгновений не задерживавшийся. И лицо пропитано подлинным безумием, и улыбка – не улыбка. Оскал.

Поняв это, Агата почувствовала, как снова прошиб озноб.

В считанных метрах стоял Кравцов, которого видела она на старых плёнках.

– Снял вроде.

– Отлично! Давай-давай, бегом, на исходную!

И ринулся буквально к месту, на котором стоял жалкие минуты назад, так странно пригибаясь и неотрывно следя за новыми ударами. Побежал, спотыкаясь и совершенно того не замечая. Володя пошёл следом, на ходу подобрал валявшийся в траве штатив. Каждый шаг таким тяжёлым выглядел, что даже со спины Агата видела всё то не выплеснутое напряжение, сгруппировавшееся в крепко сложенной фигуре. Диссонанс не давал покоя, совершенно не жалел, а наоборот, словно пытался выкрутить все внутренности до конца. И непонятно только, когда же этот самый конец настанет.

Все голоса – такие незнакомые, приглушённые. Стоило бы испугаться, но если б на то остались силы!..

Мягкое прикосновение горячей ладони заставило отвлечься от созерцания совершенно дикой картины, представавшей взору, и посмотреть на Сергея Павловича. Тот смотрел так тепло, так по-отечески, что помимо воли Агата подалась к нему и схватилась за протянутую руку двумя ладонями сразу. Позволила обхватить себя за талию и даже сумела кое-как принять вертикальное положение. Ноги тут же подкосились, но упасть ей не дали, осторожно придержав.

Вдали медленно рассеивался, смешиваясь с осенним воздухом, чёрный дым.

– Ну что, милая? Натерпелась за сегодня…

Сердце ухало под самым горлом, каждый удар отдавал в голову, а в ушах по-прежнему шумело так громко, что можно было, наверное, с ума сойти прямо сейчас.

Сергей Павлович обнимал за плечи, гладил по волосам, и Агата не заметила, в какой момент тихо заскулила, словно щенок, которому лапу камнем перебили. Судорожно цепляясь трясшимися, сбитыми в кровь пальцами за офицерский бушлат, не понимала одного: почему до сих пор не проронила ни слезинки.

Кричала, скулила, хрипела, тряслась, но не плакала. Такая совершенно типичная для любой, наверное, девушки реакция сейчас никак не проявлялась. Правильно ли это вообще?

И что считать правильным теперь?

Володя стоял неподвижно, уставившись в экран камеры, а Кравцов говорил, изредка жестикулируя и поворачиваясь в сторону домов, совсем недавно бывших жилыми. И вся его фигура была так подтянута, и весь внешний облик даже на расстоянии читался таким собранным, таким уверенным… Агата смотрела неотрывно, и частичное отсутствие слуха отходило на второй план, когда она видела безумие, отражавшееся на суровом лице. Подлинное безумие фанатика.

Это не поддавалось никакому адекватному объяснению, но не прошло и пятнадцати минут, как необходимый материал оказался записанным. Денис работал, как никогда – по крайней мере, Агата уж точно не видела подобного раньше. Запал горел в тёмных глазах настоящим костром, и ни единого брака не случилось, ни единой запинки за весь мотор!

И это добивало окончательно.

Мимо проносились чёрные остовы сожжённых домов, кое-где изредка мелькали брошенные и уцелевшие в обстрелах барашки, щипавшие последнюю в этом году траву. Лишь позавчера эти картины казались такими интересными, а сейчас…

Сейчас ужас выжигал всё привычное, что имелось.

Это ощущалось сквозь плотную туманную завесу, которая мешала мыслить хоть сколько-то трезво. Агате, лежавшей под целым ворохом курток и бушлатов, казалось, что рассудок медленно покидал её, с каждой минутой усиливая разрыв с реальностью, и она нисколько того не страшилась. Это походило на смирение, как если бы она вдруг оказалась вновь тринадцатилетней, принесла домой двойку по алгебре и ждала справедливого наказания. Но Агате двадцать два, и несколько часов назад жизнь её надломилась.

Под горой тёплой одежды трясло, словно в лихорадке. Совершенно отрешённый взгляд устремлялся в серое небо, а негромкие переговоры слышались едва-едва.

Ведь даже самолётов разглядеть не получилось – настолько шок силён был.

– Смысл деревню бомбить? Нет же никого. Баранов на шашлык заготавливать?

Сидевший рядом Сергей Павлович, к чьему боку так удобно прижиматься, потянулся и заботливо провёл пальцами по виску, поправив назойливую прядь. Но Агата лишь головой мотнула ленно, словно в полудрёме, и губу растерзанную прикусила.