– Жиздарев Александр Иванович.

– Вот-вот. «Пехлеван» по возвращении из командировки отписался, как положено, и справочка легла в анналы информационно-аналитического отдела. В ней, как сказал иранец, описана ситуация с Жиздаревым. Он сделал предположение, что русский – сотрудник КГБ, работающий в МВТ под прикрытием, заинтересовался его личностью, и только лимит времени не позволил ему более активно начать разработку «интересного иностранца»… – Паша сделал паузу и вдруг воскликнул: – И что вы думаете? Они проверили его информацию и получили подтверждение: Жиздарев – сотрудник КГБ. Возникает вопрос: откуда у них такие возможности и у кого именно, у ЦРУ или САВАКа? Прикиньте, добры молодцы, для этого надо, как минимум, запросить картотеку Главного управления кадров, что ой как не просто. А когда человек под «крышей», там вообще тройные кордоны.

– Может, вы усложняете, Пал Ефимыч? – подал голос Поздняков. – Разведка и контрразведка – мы так или иначе пересекаемся, особенно, когда работаем по одному географическому направлению. Если у них есть источники в Комитете, то по человеку в ведомстве информацию можно получить.

– Возможно, ты и прав, Юра… Черт с ним! Рассказываю дальше. Они, по-моему, слишком хорошо о нас думают. Расчет был такой: получив списки членов делегации, КГБ проверяет всех по учетам, выходит на Жиздарева, контачившего с «Пехлеваном», потом на самого иранца и устанавливает с ним личный контакт, в процессе которого последний должен сделать все, чтобы заинтересовать нас. Для него разработана целая легенда: связи, возможности получения сведений из МИДа, министерства обороны и прочая, прочая. В общем, якобы перспективный, ценный для нас источник информации. И вот тут в их операции происходит прокол. Они не знали, что Жиздарев никому не докладывал про «Пехлевана». Проходит день, второй, третий – и ничего не происходит. Никто к нему не подходит, никому он не интересен!

Поздняков с Нестеровым, слушая, сидели как завороженные.

– Они считали такое развитие событий маловероятным, но тем не менее возможным. Если бы так произошло, «Пехлеван» должен был отказаться от активных действий и без результата возвратиться на родину. Они готовы были ждать следующего подходящего случая, правда, забыли спросить самого исполнителя, устраивает ли его такой вариант… – Паша назидательно поднял указательный палец. – У «Пехлевана» свой расчет и своя арифметика; ему необходимо сотрудничество с нами сейчас, а не через год-два. Разгадка проста: старший сын болен и нужна операция за границей. Есть родственники во Франции, готовые помочь найти хорошего специалиста, договориться с клиникой. Но нужны деньги, и немалые, не менее пятидесяти тысяч долларов. И это только на операцию, а потом еще реабилитация, уход, лекарства… Общую сумму представить трудно. Но пятьдесят тысяч на операцию нужны сейчас, иначе мальчишка погибнет. Поэтому «Пехлеван» решает использовать оперативную игру, затеянную американцами, в своих целях. Он предлагает нам свое сотрудничество. Фактически становится агентом-двойником. Для САВАКа, а значит и для ЦРУ, он выполняет их задания, продвигая нужную информацию. А на деле становится нашим агентом. Он готов предоставить сведения по своему ведомству: структуре, персоналиям. Есть серьезные связи в минобороны Ирана и в канцелярии премьер-министра. Условие одно: сейчас пятьдесят тысяч долларов, потом тоже «зеленые» из расчета, что определенную сумму он должен сдавать своим как подтверждение работы за денежное вознаграждение, а остальное – на лечение сына. Естественно, я ему сразу сказал, что за красивые глаза мы платить не будем, только за ценную информацию. Он ответил, что прекрасно осознает серьезность своих шагов, кому, как не ему, знать, что бывает с предателями, но его жизнь ничто по сравнению с жизнью его сына. «Если, – говорит, – у вас есть дети, вы поймете меня. Передайте вашим коллегам, они не потратят деньги зря. Я постараюсь сохранить свою жизнь, дожить и увидеть, как эти высокомерные, презирающие всех и вся, кроме своей Америки, янки уберутся из Ирана!»

– Пал Ефимыч, а не сказал он, откуда они знают про ребят, которые работают в Тегеране?

– От агента, который сидит или в нашей резидентуре в Тегеране, или в Ясенево. Фамилию не назвал; может, действительно, не знает или не хочет пока говорить… Теперь не у нас голова должна болеть, пусть товарищи-разведчики разбираются и решают, что с ним делать дальше.

– Пал Ефимыч… – Видно было, что Позднякова рассказ Зитина задел за живое. – А вы верите ему?

– Знаешь, Юр! Там, в номере, когда шла встреча, верил, а сейчас, когда вам рассказываю, – не знаю. Повторю: это уже не наше дело. Пусть в Первом главке оценивают, кто он, что он, как с ним работать и работать ли вообще. Пусть колупаются. Я по их просьбе во время встречи всякие там тесты проводил, затем «Пехлеван» еще на микрокассете материалы передал. Нашим доблестным разведчикам есть над чем подумать… А чего мы так просто сидим? Нестеров, ты что, нюх потерял? Давай по полтинничку, и я пошел. Работать надо… Ты меня слышишь, Нестеров? О чем задумался, детина?

– Знаете, Пал Ефимыч, а что если рассказанное «Пехлеваном» про сына, про свой инициативный выход на нас – легенда, четко выстроенная линия поведения, которую отработали американцы? Главное ведь, чтобы мы поверили. Времени для его доскональной проверки у нас нет, выведем мы на него нашего сотрудника в Тегеране, а это как раз то, что им надо.

– Чего-чего? – протянул Зитин.

– Есть другой вариант, – продолжил Сергей. – Нет никакого задания американцев и САВАКа. «Пехлеван» хочет стать тройным агентом. Если мы соглашаемся с ним работать, отбираем подписку и выдаем деньги, он, возвратившись в страну, выходит на американцев, минуя свое руководство, и сообщает, что на него с вербовочным предложением вышли русские. Учитывая ситуацию, он вынужден был дать согласие, и русские, мол, отработали с ним способы связи в Тегеране. За свое признание и согласие работать на США «Пехлеван» постарается сделать так, чтобы и с американцев получить деньги. Так что в перспективе он будет давать информацию и КГБ, и ЦРУ, и САВАКу. Всем сестрам по серьгам!

– Поздняков, – голос у Зитина был строгий. – Ты где его взял, такого умного? Он нам все мозги запудрит! Нестеров, слышал, что я сказал: пусть в разведке думают! А вообще молодец! Ты ведь эту кашу заварил? Вот я и говорю: молодец! – И, направляясь к двери, Зитин спросил: – Юрий Михайлович, он у тебя до сих пор в младших операх ходит? Скажи Короткову, пусть не зажимает способные кадры!

– Что за грусть-печаль, Любанчик? Не куксись, пожалуйста, расскажи, что случилось.

Они сидели у нее в комнате, и он пытался понять, что произошло.

– Сереженька, все кончилось… – Губы её дрожали, в глазах собирались слезы. – Сегодня была у врача. Сняли гипс, посмотрели и сказали, что уже никогда не смогу ходить, как раньше. Мышцы отрафировались… Зачем я тебе нужна – калека?

Слезы полились ручьем, она всхлипывала, как ребенок.

Сергей, взяв ее лицо в ладони, стал целовать глаза, щеки, нос, губы, бормоча: «Ничего они не понимают, доктора эти! Разработаем мы твою ножку, посмотришь!» Он тут же оказался на коленях и плавными движениями стал массировать больную ногу, которая действительно была тоньше здоровой.

– Прошу тебя, не слушай никого. Все будет хорошо, обещаю! Ты мне нужна. Я никогда не обманываю женщин, тем более таких замечательных девочек, как Любочка Китаева! Не занимайся саботажем! Знаешь, что делала Всероссийская чрезвычайная комиссия с саботажниками? И хорошо, что не знаешь, – он продолжал массировать ногу, как будто занимался этим профессионально. – Любаш, хочу познакомить тебя с моими родственниками. С мамой, конечно… Где папа, честно говоря, не знаю и знать не хочу, так что вместо отца будет мой дядя, он как раз в отпуске… ну и братуха старший. Ты как, готова?