— Из нас двоих к могиле на данный момент ближе ты. Значит, совестью должен мучиться я. Но с чего бы? — Он еще крепче схватил Тару, которая пыталась освободиться. — Аднан хотел денег, а я хотел немного расширить территорию своего влияния. И был готов делиться с ним тридцатью процентами от всех сделок. Не только от тех, которые будут заключаться на Ближнем Востоке. Все, что мне было нужно — люди, способные договориться с торговцами опиумом и героином. И я их нашел. Мы почти договорились. Но одна проблема осталась нерешенной. На востоке работорговля всегда идет рука об руку с торговлей наркотиками. Все эти люди знали тебя и хотели делиться деньгами еще и с тобой. Когда я сказал, что вовсе не обязательно идти на такие жертвы, они ответили, что уважают Халифа и не станут заключать сделки за его спиной. Будь твои приятели посговорчивее, они бы избавились от тебя по-тихому. Без душераздирающих историй с полицией и тюрьмой. Будь они поумнее, прикончили бы тебя в тюрьме. В итоге все затянулось, и мне пришлось решать проблемы лично.

Халиф ожидал услышать нечто подобное, но все это до сих пор не укладывалось в его голове. Сейчас он проснется, откроет глаза и окажется в своей кровати. Обнимет Эоланту и расскажет ей о жутком кошмаре, который ему привиделся.

— Твоя сестра, — сказал он. — Когда-то ты сидел за моим столом, показывал фотографии своих дочерей и говорил о святости семьи, но позволил убить собственную сестру ради территорий и денег. Ради дури, которой ты травишь несовершеннолетних детей.

— Она жива, — подала голос Тара.

Ливий прислонился плечом к стене здания и уже в который раз посмотрел на Северина. Друг лежал неподвижно, и оставалось лишь гадать, дышит он или нет. Нужно было уехать в Треверберг сразу же после того, как заявился Рамон. Не устраивать игрища с выяснением правды. Он узнал правду, но заплатил за нее несколькими жизнями. Возможно, то были жизни предателей, но ни один из них с ним уже не заговорит и на вопросы не ответит.

Рамон. А куда подевался Рамон?

— Что ты сказала? — спросил Сезар.

— Твоя сестра жива. Я говорила с ней не больше часа назад. Она сказала, что ты последний сукин сын, готовый предать любого ради своих целей. Думаю, в этом вы с судьей Аднаном похожи и прекрасно спелись бы. Ты как, понял намек? Коротенькое «бы» услышал?

В руке Тары сверкнул маленький кинжал из храмового серебра, и мгновением спустя его лезвие вонзилось Сезару в бедро. От неожиданности он ослабил хватку, и она, вырвавшись, бросилась к Ливию.

— Ах ты дрянь!

Сезар поднял пистолет и наставил его на женщину. От очередного выстрела у Халифа зазвенело в ушах, и он бессильно опустился на ступени, закрыв глаза.

— Все хорошо, — услышал он голос Тары. Она погладила его по щеке, а потом прижалась к груди. — Не умирай, ладно? Ты ведь не собираешься умирать? Мудаки с красивой мордашкой чертовски живучие, я знаю.

— Северин, — прошептал Ливий, обнимая ее за плечи. — Что с ним?

— Жив твой Северин, — донесся до него знакомый голос. — Но медицинская помощь вам обоим не помешает.

Рамон поднялся на крыльцо, оглядел лежавшего лицом вниз Сезара и, упершись ему в бок носком ботинка, столкнул со ступеней. Мистер Нойман распластался на траве. Со стороны могло показаться, что он смотрит в небо. И, возможно, даже любуется этим небом. Мог бы любоваться, если бы не пулевое отверстие во лбу.

— Значит, только нож, и никакого огнестрельного оружия, сукин ты сын, — сказал Халиф. Тара поддержала его за руку, помогая подняться.

— Я решил, что на один пистолет ты не полагаешься, и где-то в твоей машине есть второй, — рассудил Рамон. — Нашел под водительским креслом. Подумал, что может пригодиться. Оба заряжены пулями из храмового серебра. Ты верен себе.

— Да-да. Посмотри, как там Руна и Гвен. И уведи Тару в дом.

— Я не пойду в дом! — воспротивилась эльфийка. — Посмотри на себя! Тебе нужна помощь!

Ливий устало кивнул Рамону, и тот положил руку Таре на плечо.

— Пошли, — коротко сказал он. — Позовем врача.

Подойдя к Северину, Халиф присел на залитые кровью доски и попытался нащупать пульс на шее друга. Он был слабым, но сердце до сих пор билось.

— Змей, ты меня слышишь? Только попробуй сдохнуть, я отправлюсь за тобой в Ад и накостыляю по первое число.

— Черт, больно, — пробормотал Северин, открывая глаза. — А, это ты. Хорошо. Посиди со мной немного. Я хочу видеть твое лицо перед смертью. — Его пальцы сжали руку Ливия. — Я звонил Сабрине. Сказал, что до сих пор люблю ее. И на том свете тоже буду ее любить. А она не ответила, представляешь? Просто положила трубку. Но это неважно, потому что я все сказал. — Он закашлялся и тыльной стороной ладони вытер выступившую на губах кровь. — Что бы там ни думал, я тебя не предавал. В гробу я видел их игры. В гробу. Смешно, а? Как ты думаешь, Сабрина придет на мои похороны?

— Похороны? — Опомнившись, Халиф влепил Северину пощечину и тряхнул, схватив за ворот рубашки. — Не смей умирать, слышал?! Сейчас я тебе покажу хреновы похороны!

Ливий занес руку для того, чтобы ударить Змея снова, но сопротивляться усиливающейся слабости уже не мог. Пространство исказилось, небо и земля поменялись местами, а потом закрутились в странном танце. «Она жива, — подумал Халиф, падая в темный омут беспамятства. — Эоланта жива».

***

Адская боль в правой руке была первым, что почувствовал Ливий при пробуждении. Когда сознание стало более-менее ясным, он понял, что болит не только рука, но и шея, и грудь, и даже спина. Он бессильно застонал, попытался повернуть голову и открыл глаза. Маленькая комната с низким потолком и белоснежными стенами даже отдаленно не напоминала его спальню. На прикроватной тумбочке стоял букет свежих цветов. Окно было открыто, ветер трепал легкие занавески.