— Но кто все это будет делать? — почти простонал Джерготов. — Ведь я же один!

— Только в этой сторожке вас трое. И только от вас зависит, чтобы стало больше. Деньгами я вас не ограничиваю.

— Не все могут сделать деньги.

— Когда их мало, — высокомерно возразил высокий в плаще и резко бросил: — Не спорьте, не набивайте цену…

Он хотел сказать еще что-то, но в оконце осторожно стукнули раз, другой…

Джерготов проворно погасил лампу, и оба собеседника вышли из сторожки.

Иннокентий Аммосович Джерготов готовился к заседанию ученого совета. Он сидел в своем кабинете за дубовым письменным столом, покрытым добротным сукном густо-зеленого цвета.

На столе не было ни одной бумаги, и если бы не массивный чернильный прибор, стол напоминал бы бильярдный, на который маркер не успел еще выложить шары.

Единственная бумага находилась в руках Иннокентия Аммосовича, и он перечитывал ее с задумчивым видом. Собственно, он не перечитывал бумагу, а размышлял над нею. В его руке был список членов ученого совета. Против каждой фамилии рукою Иннокентия Аммосовича сделаны пометки, смысл которых ясен лишь их автору.

Готовясь к заседанию, Иннокентий Аммосович классифицировал всех членов ученого совета в зависимости от ожидаемого их отношения к нижнему варианту.

Часть членов ученого совета была убежденными его сторонниками. Против их фамилий поставлены размашистые плюсы; некоторые фамилии украшались синими птичками — это были «удобные» члены, мнение которых никогда не расходилось с мнением Джерготова. Против трех фамилий стояли жирные минусы — это были откровенные противники нижнего варианта. Мнение остальных заранее определить было невозможно. Мнение нужно было организовывать, тем более, что в этой группе были ученые, имеющие немалый вес в глазах остальных сотоварищей, слово их могло оказаться решающим.

«Если старик Туралысов выскажется за нижний проект, успех обеспечен», — подумал Иннокентий Аммосович и ухмыльнулся, вспомнив, как ловко он устранил трех самых влиятельных противников нижнего варианта, отправив двоих на курорт и одного в длительную командировку.

— Прощупаем старика, — сказал про себя Иннокентий Аммосович и нажал кнопку звонка.

— Попросите ко мне Туралысова…

— Приветствую, уважаемый Никита Дорофеевич! Прошу садиться. Вот сюда, пожалуйста, сюда, это место удобное.

Иннокентий Аммосович почти приплясывал вокруг вошедшего в комнату сухопарого старичка, на маленьком лице которого выделялся тонкий горбатый нос и врезавшиеся в переносье огромные роговые очки.

— Бла-агодарю вас, до-орогой, — слегка заикаясь, ответил тот, усаживаясь в мягкое глубокое кресло.

— Уважаемый Никита Дорофеевич, — вкрадчиво начал Джерготов, пододвигая свой стул ближе к креслу старика, — прошу прощения, настоятельная необходимость заставила меня побеспокоить вас. Нуждаюсь в вашей помощи. Весьма нуждаюсь.

— Рра-ад быть по-олезным.

— На днях, вы знаете, состоится заседание совета. Нам предстоит решить, — Джерготов подчеркнул слово «нам» и внушительно поднял кверху указательный палец, — важнейшую проблему… Где строить электростанцию? Понятно, что мнение ученого совета будет решающим для директивных органов. Ну, а для членов совета, — лицо Иннокентия Аммосовича расплылось в наилюбезнейшей улыбке, — для всех нас решающим будет ваше, Никита Дорофеевич, мнение, мнение одного из старейших наших ученых. Правда, насколько мне известно, подавляющее большинство членов совета считает, что станцию надо строить ниже города, у Голых Скал, но вы отлично понимаете — решенным вопрос можно считать лишь после того, как вы изложите свое мнение.

— Те-ехника не ммоя спе-ециальность, — начал было Никита Дорофеевич; он был филолог, специалист по фольклору.

Но Джерготов так испуганно замахал руками и с таким умоляющим видом стал призывать Никиту Дорофеевича внести свою лепту в дело экономического и культурного развития родного края, что пришлось уступить.

Простодушный и добрейший Никита Дорофеевич имел одну слабость: он был не лишен тщеславия. Умело играя на этой струнке, Джерготов без большого труда уговорил его выступить на заседании совета с предложением одобрить нижний вариант.

— Ска-ажу, до-орогой, ска-ажу, — заверил он Джерготова, и они расстались, вполне довольные друг другом.

В тот же день Джерготов имел беседу с почвоведом Габышевым. Почвоведу Иннокентий Аммосович весьма кстати напомнил, что в случае строительства плотины у Голых Скал вода, заливая распадки и русла горных речек, поднимется к аласным озерам Тойбинского наслега. Габышев был родом из Тойбы и с детства знал, как дорога каждая капля воды для крестьян, живших у пересыхающих аласных озер.

— Как будут рады ваши земляки, получив надежную, невысыхающую воду! — вскользь заметил Иннокентий Аммосович и после ухода почвоведа уверенно выставил в списке против фамилии Габышева сочный размашистый плюс.