Шрифт:
Однажды Гореглядов пришел на репетицию возбужденный и довольный.
— Разрешили, Павлик! — забасил он с порога, обращаясь к Белоцветову.
— Значит, едем?
В последний рейс, моряк, плыви, —запел вместо ответа Гореглядов, разматывая длинный шерстяной шарф.
— Кто включен в бригаду?
— Как предполагали: четверо солистов, симфонический ансамбль и аккомпаниатор.
Белоцветов показал глазами на Людмилу.
— Не знаю, — вполголоса ответил художественный руководитель, — скорее, Ревекку Борисовну.
— Почему.
— Человек одинокий. А тут мужняя жена. Сможет ли ехать? А впрочем, узнаем, — Гореглядов подошел к Людмиле. — Вы сможете, Людмила Петровна, поехать с нами в гастрольную поездку?
— Куда? — ответила вопросом Людмила.
— Да, ведь вы не посвящены в тайну! На Север! На Север! — патетически воскликнул он, сопровождая эти слова широким жестом. — Гастрольная поездка по портам Северного побережья. Туда на самолете, обратно пароходом.
— И кто же поедет? — спросила Людмила.
— Все лучшие силы, включая вашего верного пажа, — расшаркался Белоцветов, — и, надеюсь, вы.
— Не знаю, право, — замялась Людмила, — уж очень внезапно.
— Поедемте, Людмила Петровна, решайтесь, — уговаривал Белоцветов.
Я приговор твой жду, я жду решенья, —выразительно пропел Гореглядов.
— Я смогу вам ответить через несколько дней, — сказала, наконец, Людмила.
Людмила провела беспокойную ночь. Она чувствовала, что для нее это не просто гастрольная поездка. По охватившему ее волнению, когда Белоцветов уговаривал поехать, она поняла, что почва под ее ногами становится скользкой.
И в то же время она вынуждена была признаться, что ей хотелось бы поехать.
Отношения с Андреем угнетали. Их внешняя учтивость, взаимная уступчивость и нарочитая предупредительность друг к другу так же очевидно отличались от настоящей духовной близости и дружбы, как глянцевитая имитация из крашеного воска отличается от свежего живого цветка.
Людмила старалась не вдумываться в существо их взаимоотношений, в этом, может быть, сказывалась привязанность женщины к своему семейному очагу, но независимо от ее желания мысли о непрочности их семейной жизни, тщетности попыток укрепить ее все чаще приходили ей в голову.
В душе Людмилы образовалась пустота, чтобы заполнить ее, она тянулась к Белоцветову, наделяя его душевными достоинствами, ею самою изобретенными.
В ночной тишине гулко тикали настольные часы. Людмила лежала на спине с открытыми глазами, наблюдая за неширокой полоской света, наискось пересекавшей потолок спальни.
За окном посвистывал ветер — предвестник весны, раскачивая висящую на столбе лампочку, и полоска света судорожно металась по потолку…
…Да, решить можно было только так: ехать!
Одно обстоятельство мешало этому. Недавно Людмила почувствовала, что готовится стать матерью. Это ее испугало. Испуг этот ясно показывал, что внутренне Людмила была уже подготовлена к разрыву с Андреем. Но признаться в этом даже самой себе она еще не могла и настойчиво, хотя и безуспешно, подыскивала оправдание своему нежеланию иметь ребенка. И вот теперь все можно было объяснить легко и просто. Надо ехать на гастроли. И Людмиле хватило ночи убедить себя, что ехать она должна и что все мешающее этому должно быть устранено.
На следующий день в студии начали репетировать номера, включенные в репертуар гастрольной поездки. Аккомпанировать попросили Людмилу, хотя она еще не объявила о своем согласии ехать.
«За меня уже решили», — подумала она, садясь к роялю.
Играла она в этот день много хуже обычного.
Людмила подошла к Андрею и тронула его за руку.
— Мне надо с тобой поговорить.
— Я скоро кончу, — ответил он, продолжая писать.
— Нам лучше поговорить, пока не вернулась Клавдия Васильевна.
Андрей неохотно отодвинул конспект в сторону, повернулся на стуле и, опершись одним локтем на спинку стула, другим на край стола, взглянул снизу вверх на Людмилу.
— Ты, вероятно, знаком с Конторовичем, — спросила Людмила.
— Да, немного, — ответил Андрей, вспомнив, что Конторович главный врач городской больницы. — А что?
— Конторович, кажется, председатель абортной комиссии?
— Может быть, не знаю. Почему это тебя интересует?
— Что за святая простота, — усмехнулась Людмила, — абортной комиссией интересуются только в одном случае. — И, глядя куда-то мимо потускневшего лица Андрея, внятно, странно равнодушным голосом произнесла: — Мне нужна операция.