Он считывает безошибочно.

– Бежишь или остаешься? Считаю до трех. Раз… два…

«Три» я не слышу. Пулей вылетаю из его комнаты. _______

Глава 21.Он мой

– Аринка, приходи завтракать. Все готово...

Не сразу понимаю, что до мурашек знакомый голос звучит в реальности. Он снился мне всю ночь. И глаза Белецкого снились, и руки, и другие части тела. Особо выдающаяся мелькала чаще остальных, записался на подкорку тот ее приветственный кивок.

Ну и вечер вчера выдался, ох и ночка. Мне глаза открыть стыдно, а он зовет вместе завтракать. Ему стыдно не бывает, придется мне краснеть за двоих.

– Привет, – хриплю, подкрадываясь сзади.

– Доброе утро!

Гарик суетится у плиты, на сковородке что-то скворчит. Пахнет божественно вкусно, чем-то из детства.

– Ты умеешь готовить? – удивляюсь, взбираясь на высокий барный стук.

Он поворачивается. Улыбается во весь рот. Настроение на одиннадцать по десятибалльной.

– Умею. Я полжизни сам живу. Борщи не варю, но яичницу или картофан пожарить – не вопрос. Бабушка научила делать гренки. Ты сладкие любишь или соленые?

Я на него рывками поглядываю. В груди щемит и щеки горят. Неловко после вчерашнего.

– Моя бабушка делала только сладкие.

– Соленые тоже вкусно, я разных пожарил.

Он ставит на стол две тарелки с гренками из белого батона, вымоченного в молоке с яйцом. Сто лет не ела этой вкуснятины.

Мы сидим напротив. Гарик уплетает за обе щеки и нагло пялится на меня. Лохматый, невозможно милый. Я не знаю, куда деть глаза. Прячусь за большой чашкой с капучино.

– Надеялся, ты снова в своем розовом халатике выйдешь. Или в том красивом а-ля купальнике, – подкалывает с улыбочкой.

На мне джинсы и белая футболка. Нагулялась вчера в нижнем белье, хватило. Игорь тоже в джинсах и футболке, только серой. Выглядим как соседи-студенты после спонтанного траха по пьянке. Секса у нас не было, а как будто был и ого-го какой.

Тянусь за очередной гренкой, он перехватывает руку, вынуждая посмотреть в глаза. В них столько всего, что дух захватывает. Сердце срывается и несется как одуревшее.

– Очень вкусно, спасибо. Ты на пять минут вернул меня в детство, – говорю и отвожу взгляд.

– В детстве ты тоже так смущалась при мальчике, который нравится?

Вопрос обескураживает. Волоски на теле дыбом от него. Этот мальчик умеет вогнать в краску, и цену он себе знает.

С улыбкой высвобождаю руку и соскакиваю со стула. Беру со стола свою чашку, со спинки стула полотенце. Надо навести порядок. После мужской готовки на кухне, как после армагеддона.

Гарик встает следом. Подходит сзади, нежно обнимает и щекотно целует возле уха. Ноги становятся ватными, перед глазами плывет. Апельсины с бергамотом перебивают остальные запахи.

Разворачиваюсь, смотрю в упор.

– Мы жестко нарушаем договор.

Он мотает головой.

– Со вчера аннулирован. Свои обязательства я выполнил, ты тоже справилась.

Убираю его руку с талии, делаю шаг в сторону.

– Но у нас был еще месяц. Результат не достигнут. Ты хотел, чтобы…

Осекаюсь. Имя его бывшей вслух произносить не хочется.

– Больше не интересует, – он снова напротив.

Пожимаю плечами, дескать, как знаешь.

– В таком случае я должна переехать, – напоминаю.

– В мою спальню? – руки по обе стороны от меня, глаза напротив. Смотрит так, что понятно: не шутит. – Попробуем?

– Спать на одной кровати? Мы на Кипре пробовали, – нервно хихикаю.

Вжимаюсь попой в столешницу. Он придвигается вплотную. Блокирует.

– Давай уже перестанем делать вид, что только притворялись, – говорит хрипло. Не просит, настаивает. – Больше не играем, все по-настоящему. Окей?

В ответ я часто киваю, наполняясь неожиданной радостью. Пульс стучит в ушах. Значит, он тоже... У него тоже есть все эти чувства. Они настоящие!

Он наклоняется и почти невесомо целует в губы. Я прикрываю глаза и мелко вздрагиваю. Нервные окончания, как оголенные провода под напряжением.

– И да, спать будем вместе. Это обязательно. Готова?

Отстраняется и смотрит выжидающе, а я только моргаю. Очень хочу и совсем не готова.

Гарик внимательно вглядывается в глаза. Сердце пропускает удар, еще один… Он сейчас обидится, но у меня немой ступор. Никак не получается найти нужных слов, даже любимое «конечно» пробуксовывает. Белецкий делает шаг назад и опережает своим бесячим: