Шрифт:
Гарик просовывает руки под мою толстовку, поглаживает поясницу, живот. Скользит руками выше. Меня снова пробивает дрожью.
– Здесь не холодно, – замечает шепотом, – Боишься?
Напрасно он заговорил об этом. Лучше бы зацеловал, как в спа.
– Мне надо подготовиться. Где мои вещи? Я переоденусь. Мне нужно… – тараторю на эмоциях и дергаюсь в сторону.
– А ну стой! – Обхватывает одной рукой поперек живота, прижимается сзади, утыкается носом в шею. – Не отпущу.
Я замираю. Вырываться глупо. Все к этому шло, мы обсуждали, шутили… Мы для этого приехали.
Белецкий действует быстро. Поднимает мои руки и снимает толстовку. Под ней ничего. На инстинкте я скрещиваю руки на груди. Он расстегивает молнию на джинсах и тянет их вниз…
– Подожди, – прошу.
Хватаю его за руки. Мы сталкиваемся взглядами. Гарик смотрит голодно, нетерпеливо. Я вижу, как сильно нужна ему и это придает уверенности. Тянусь рукой к лицу, трогаю скулы, подбородок, губы… Так прошу о поцелуе, но он не понимает.
– Снимай джинсы, – командует, ловко стягивая свои спортивные штаны вместе с боксерами.
Я остаюсь в трусах. Самых простых, трикотажных бикини черного цвета. Комплексую из-за этого жутко. Взяла с собой красивое белье и не надела.
Мы ложимся на кровать лицом к лицу. Я снова тянусь к его губам. Они мягкие и теплые, а пальцы от волнения как лед. Гарик придвигается вплотную, кожа к коже. Целует нежно в висок, возле уха, спускается к шее… Скользит рукой по бедру, подтягивает мою ногу, забрасывает на себя.
Важность момента не дает расслабиться. Все это ни фига не романтично. Я дышу поверхностно и думаю о белоснежных простынях. С ужасом представляю на них кровь. А если ее будет много? Надо было сделать это в джакузи.
– Ты зажимаешься. Что не так?
Гарик отстраняется. Берет за руку, мнет ледяные пальцы. Смотрит внимательно в глаза.
– На первом курсе я хотела лишить себя девственности огурцом. Купила в магазине гладкий и побольше, – выдаю неожиданно для себя самой.
Белецкий вскидывает брови и подпирает голову рукой.
– Интересно. Рассказывай. Зачем?
– Протестовала. Хотя бы так хотела вырваться из рамок, созданных семьей. Не получилось. Огурец был холодным и сухим, – кривлюсь, вспоминая неприятные ощущения.
Гарик смеется, встает и уходит к брошенным на входе вещам. Возвращается с ярким тюбиком и коробкой презервативов.
– Значит так, трусишка Ариненок. У меня все под контролем. Огурец теплый и у нас есть супер-гель от сухости. Про контрацепцию помню.
Открывает коробку, достает один презерватив и бросает его на кровать. Совсем не стесняется своей наготы. Я кошусь на его член и прикрываюсь одеялом.
– Твой огурец даже больше того, из магазина, – бубню и тут же мысленно себя ругаю. Ну что я заладила: огурец, огурец… Зачем вообще рассказала? Никто за язык не тянул.
Белецкий опять смеется. Заливается прям.
– Ты корнишоны покупала что ли?
– Нет, цукини!
Быстро показываю язык и хихикаю, накрываясь одеялом с головой.
– Иди сюда маленькая подлиза! Грубая лесть тебя не спасет, трахну по-любому.
Он срывает одеяло, хватает меня за щиколотки и подтягивает к краю. Оказывается между моих ног. Я ойкаю и зажмуриваюсь. Трикотажные бикини все еще на мне, но даже через них ощущения слишком яркие.
– Посмотри на меня, – просит Гарик, понижая голос, и я слушаюсь, – Все будет хорошо, обещаю. Предельно осторожен буду. Слышишь? – Я киваю. – Ты скажешь, если что не так. Окей? – Снова киваю. – Умница…
Он опирается на руку, наклоняется и целует сразу по-взрослому. Так, словно решил меня выпить за раз. Наши языки сплетаются и мыслей не остается. Нехватка кислорода блокирует любую активность мозга. Возбуждение возвращается с новой силой и растворяет в себе страх без следа.
Мы снова лежим рядом. Целуемся как одержимые, слегка прикусывая друг друга. Слюны очень много, она мешается и приобретает особенный вкус. Наш общий вкус.
Гарик все делает четко и последовательно. Поглаживает спину, сминает ягодицы, сдвигает трусики и трогает там. Я шарю по нему руками, словно что-то потеряла. Хватаюсь за руки, впиваюсь пальцами в плечи, зарываюсь в волосы…
Не могу себя контролировать. Гормоны шпарят по полной. Эмоции раздирают на части. Страсть блокирует разум.
Тело бьет необычайно крупной дрожью.
Он сумашедше приятно ласкает грудь. Сначала гладит и сжимает рукой, затем влажно целует, поочередно облизывает и захватывает в рот соски. После каждого раза внизу живота простреливает все сильней. Я выгибаюсь дугой, открываясь навстречу. Сдавленно постанываю, боясь спугнуть запредельное удовольствие.
Его губы становятся тверже, настойчивей. Ласки смелей, техничней. Я позволяю, поощряю стонами. Остро хочу чего-то большего, изнываю.