– Саня, сделал – запиши, не сделал – два раза запиши. И не суйся, куда не просят.

Я советам не внял.

В начале «святых 90-х» Дюжева перевели в Варшавское отделение Интерпола, где он прослужил до конца 98-го, пока не схлопотал по голове «чем-то тяжёлым», получил инвалидность, а в середине нулевых, когда я видел его в последний раз, он трудился в какой-то охранной фирме, получая неплохую прибавку к государеву кошту – четыреста долларов пенсии от Интерпола.

– …Сань, ну так что, пойдёшь?.. По контрамаркам.

– Откуда?

– Я же тебе говорил, – родной брат актёр, после театрального там работает.

– В театре служат, Аркаша.

– Служат?.. в театре?.. А мы что, улицы подметаем?

– А мы подметаем.

– Ну как?.. идём?

– Когда?

– Да хоть сегодня… хотя нет… Давай завтра. Я к брату смотаюсь.

– Форма одежды парадная?

– А что?.. давай. Как отмазываться будем, если что…

– Отмажемся… Аркаш, ты когда в театре был?

– Не помню.

– А я помню. В шестом классе. Спектакль был «Московские каникулы».

– Ну ты театрал…

– Аркаш, цветы надо бы купить.

– Кому, Вадику?.. Коньяк ему, а не цветы.

– Актрисе какой-нибудь… театр всё-таки.

– Ну, ты цветы, а я коньяка куплю, после спектакля с братом посидим.

Цветы пришлись впору.

Чуть больше года до этого Людмила развелась, и мне пришлось уводить её от следующего венца, к обоюдному удовольствию. Через два месяца мы подали заявление в ЗАГС.

Правда, Вадима Казарина это сильно не устраивало. Он отыграл своё спустя четыре года.

С этим театром связано ещё одно событие…

Как-то Людмила, с которой к тому времени мы уже были в разводе, а братья Казарины перестали общаться между собой, предложила показаться их главрежу Исакову. Александр Борисович вежливо послушал, поинтересовался, нет ли у меня чего кроме романсов. И благополучно про меня забыл.

С тех пор я не брал в руки гитару. Жаль?.. Наверно. Но меня теперь это не волнует. Просто жаль и всё.

– Здравствуй, Акмал. Как сам?

– Вашими молитвами, Александр Иванович. Как вы?

– С поправкой на возраст…

– Значит, хорошо.

– Как внучка, скоро в школу?

– Да, осенью пойдёт. Волнуемся.

– А тебе что волноваться? Пусть родители волнуются.

– Вы правы, наверно.

– Прав, прав, даже не думай. Тебе сына ещё женить, вот голова болеть будет.

– Уже болит, дядя Саша… Русская за него не пойдёт, а наши…

– Что не так, Акмал?

– Не узбек, не таджик… с земляками дружить не хочет, говорит, тупые. А я что могу поделать?

– Что поделать… Акмал, ты сам полукровка, научи сына.

– Научил, теперь думаю, – стоило ли… Тяжело ему будет.

– Отставить нытьё. Тебе легко было?

– Так ведь… Александр Иванович!.. Если бы не вы…

– А я что?.. Я своё дело делал. А сын твой при папе, при маме. Ему проще.

– Поговорите с ним, дядя Саша, а?

– О чём, папаша? Что жизнь говно?.. Это сам расскажешь.

– Боюсь я… столько всего.

– Значит, вспомни молодость.

– Не хочу ничего вспоминать. Там дом сожгли, здесь чуть в тюрьму не посадили. Плохие воспоминания, нехорошие.

– Закроем тему. Времена изменились. Убивать не будут, надеюсь, но жизнь легче не стала.

– Значит, опять?..

– Да, опять… Кстати, ружьё не купишь?.. По сходной цене отдам.

– Зачем?.. Я не охотник.

– Чтобы самому дичью не стать.

– А вы?

– Акмал, ты гражданин России почти пятнадцать лет. Подавай заявление, я помогу. Ты понял?.. Если что – звони, впишусь.

– Спасибо, дядь… Александр Иванович.

– Потом спасибо скажешь… Жене привет.

– Аркадий Андреевечич, наше вам с кисточкой! Александр Иванович на проволоке!

– Здорово, Иваныч. Что хотел?

– Поздравить хотел… хочу. Или ты не рад?

– Ну почему же, рад, конечно.

– Ну вот, поздравляю.

– Спасибо, Сань.

– Что-то голос невесёлый. Аркаш, случилось что?

– Да нет… так, служебная текучка.

– Андреич, не моё, конечно, дело… Уходил бы ты, а?.. Сколько жизни той осталось… Не до самой же смерти впахивать! Все долги Родине отдал с лихвой.

– Саш, долг Родине исполняют.

– Ну хорошо… исполнил. И не один раз. Старые мы, Аркаш, старые. Дай дорогу молодым.