– Не могу.

– А через не могу?

– Не сейчас.

– Вот те раз!

– Вот те два.

– Что случилось?

– Не по телефону.

– Мне подъехать?

– Подожди… Ташка, сегодня Жерново подъедет. Мы как?.. Подъезжай, Иваныч, поговорим. К семи… А лучше к шести.

– Буду в пять. Жди.

«Это смутно мне напоминает Индо-пакистанский инцидент…»

– Амалия Теодоровна!..

– Александр! Вы подозрительно вкусно пахнете!

– У вас нюх как у моей Чары. Ничего от вас не утаить. Печенье овсяное! Примите, пжалста.

– Ой, моё любимое, зерновое. Как вы догадались?

– Что может быть лучше этого печенья к вашему кофе, уважаемая Амалия Теодоровна!

– Ну проходите, проходите… А не желаете ли, любезный Александр, капельку коньяка в чашечку кофе по такому случаю?

– Ну кто же станет отказываться от капельки, Амалия Теодоровна!

– Саша, что с вами?.. Я вас плохо… э-э… узнаю.

– Не могу с вами не согласиться, что-то сегодня в атмосфэре такое…

– Да полно вам, Саша, что там быть может. Разве что повышенная влажность. Что, впрочем, устроило бы не только меня… Присаживайтесь… Так что, Сёма?..

– Да, и Сёма… тоже…

– Хочу поделиться с вами, Александр, одним, можно сказать, открытием. Вы, наверно, помните, я рассказывала вам про своего ученика. Он скрипач… был скрипачом, а ещё брал уроки у покойной ныне Валентины Вячеславовны Мизиной…

– Ну, за встречу… Давно не виделись.

– Давненько…

– Так что за проблема, Аркаш?

– Да, собственно, не проблема.

– А что?

– Меня перевели в Главное управление.

– Ух ты!.. С какой целью?

– Вот именно.

– Старшим опером, как я понимаю?

– Хуже.

– Не младшим же.

– Подполковник.

– Звезду обмываем?

– Можно, конечно, но всё ещё хуже.

– Аркаша, не томи.

– Под меня создали группу… или меня под группу.

– Так… налил… выпили… Хороша, зар-раза… Что за группа?

– Прошла серия.

– Что-то краем уха слышал…

– В общем, либо я со щитом, либо на пенсию, твоими молитвами.

– Я так понимаю, тебе на пенсию не хочется.

– Не в пенсии проблема. Во-первых, дело серьёзное, во-вторых, кому-то всё равно доводить его до конца.

– Давай подробности.

– Тебе-то зачем?

– Обижаешь… Я тебе друг или кто?

– Больше десяти эпизодов.

– Точней?

– Четырнадцать.

– По каким признакам?

– Приезжай в контору, расскажу и покажу.

– Не могу, завтра в Каменку.

– А после?

– В субботу домой… В воскресенье могу.

– Давай в субботу. Сань, помоги, чую, дело серьёзное.

– Аркаш, ты меня знаешь, для тебя в лепёшку.

– В лепёшку не надо. Просто помоги, в долгу не останусь.

– Давай так… налил… Хоп… Всё, я поехал, завтра с утра на дизель. Отзвонюсь.

– Рыська, радость моя мохнорылая… как же я рад тебя видеть… Милка, где Чара?

– Где-то носится.

– Не стара носиться-то? Чай, не девочка.

– Может, у соседей пасётся, печенюшки клянчит.

– Узнаю Чару… Люд, покорми, а?… Хоть чем.

– Есть немного. Борщ поставлю греться, а пока чайку с шарлотткой.

– По твоему рецепту?

– Жерново, здесь может быть другой?

– Ну, не знаю.

– Вадик на прошлой неделе был, а сына с апреля не видели.

– Что так?

– На Байкале.

– Опять вахта?

– А то…

– Не женился?

– Как же, заставишь его… Иди за стол, сейчас подам…

– Что-то не пойму… стулья новые?

– Новые, новые, ты глянь, что в большой комнате…

– …Мама дорогая… кресло-качалка… Люсь, можно?

– Можно… Нравится?

– Лет двадцать пять о таком, наверно, мечтал.

– Могу подарить. Хочешь?.. Только куда его тебе ставить…

– Люд, ты не шутишь?

– Вадик матерится.

– Ему не нравится кресло?

– Кресло нравится, – Людмила вздохнула, – ему не нравится об него спотыкаться.

– Может, пить надо меньше?

– Жерново, не хами.

– Беру слова обратно.

– Ну так что, дарить или как?

– Ты прям совсем подарками завалить меня хочешь!

– Какими ещё подарками?

– Не, ну я не возражаю, пенсия и всё такое.