– Мерзкая погодка, - проворчал Пень Колодус.

Четверо усатых надсмотрщиков, сидящих за соседним столом, ничего не ответили. Они азартно шлёпали картами по засаленной клеёнке.

– Эй, хозяин, рому!
– крикнул один из них.

Из-за прилавка тотчас же вышмыгнул Выпей Тут - старичок в клетчатых домашних тапочках, - поставил на стол четыре стакана с золотистой жидкостью и так же быстро исчез.

Пень Колодус дымил толстой сигарой, часто сплёвывал на каменные щербатые ступени кофейни, на которых плясали дождевые фонтанчики, и невольно прислушивался к разговору надсмотрщиков.

– Ух и льёт!

– Интересно, куда это укатил хозяин?

– А кто его знает!

– Я знаю.

– Врёшь!

Разговор перешёл на шёпот:

– В столице бунт. Я слышал по радио. Какой-то Утринос захватил власть. А сам он из батраков!

– Ну?!

– Вот тебе и ну! Теперь сеньорам крышка, и нам тоже, - вот увидишь! Буль Бурес всю ночь висел на телефоне, а потом укатил в столицу. Ясно?

Пень Колодус повернулся и резко сказал:

– Без паники! Без паники!

Надсмотрщики с шумом отодвинули стулья и столпились вокруг управляющего.

– Всего я вам сказать не могу. Но кое-что вам не вредно узнать, важно заявил Пень Колодус, похлопывая короткими пальцами по столу.
– В общем, над этим работают люди покрупнее нас с вами. И к завтрему, - тут он сделал многозначительную паузу, - всё будет в полном порядке.

Надсмотрщики, заложив пальцы за широкие ремни-патронташи, на которых болтались огромные револьверы, недоверчиво переглянулись.

– И нечего паниковать!
– повысил голос Пень Колодус.
– Всё как было, так и будет. Выше головы!

– Кто знает...
– сказал один из надсмотрщиков.

– Заткнись, - перебил его другой.
– Что бы ни было, сеньор Буль Бурес всегда может рассчитывать на нас. Я этих восстаний в столице столько перевидал, что уже им счёт потерял. А наш сеньор всегда оставался у власти. Так-то!

– Вот это мужской разговор, - усмехнулся Пень Колодус.
– Именно это я и хотел от вас услышать. Эй, Выпей Тут, рому сеньорам!

Услышав весёлые крики крестьян и звон гитар, Пень Колодус снова скис:

– Проклятый дождь! Льёт, когда ему вздумается. Уж лучше б его вообще никогда не было!

– Я вас не понимаю. Чем сильнее дождь, - почтительно сказал Выпей Тут, поставив бутылку на стол, - тем выше урожай.

– И тем ниже цены на сахар, - буркнул управляющий.
– Плантациям сеньора дождь ни к чему. Мы можем орошать их из нашей реки.

Вокруг веранды висела сплошная завеса ливня. Струи звенели, как стеклянные нити. Внезапно нити дождя раздвинулись, словно шторы, и появилось улыбающееся лицо Ника.

– С дождичком вас, сеньоры!

– Пошёл вон!
– зарычал Пень Колодус.

Ник испуганно помчался прочь, громко шлёпая по лужам.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Их было шестеро

Зелёная машина Буль Буреса подкатила к двухэтажной загородной вилле. Верзила в белом костюме распахнул ворота, и машина въехала во двор.

В гостиной собрались шесть человек: два пожилых господина, три трясущихся старика в комфортабельных инвалидных колясках и молодящаяся старуха лет восьмидесяти. Неодобрительно покосившись на пять окружающих её лысин, старуха вставила в ухо слуховой аппарат и принялась заплетать свою длинную косу, причём так усердно, что даже не заметила, как её пышная причёска съехала на лоб, обнажив голый затылок.

– Сеньоры, - сказал Буль Бурес, выпятив живот, - извиняюсь за опоздание.

Старуха тут же прошамкала:

– Совершенно верно. Отличная мысль!

Очевидно, она была настолько глуха, что даже слуховой аппарат был бессилен ей помочь.

– Я представляю на нашем высоком совещании, - продолжал Буль Бурес, всех хозяев сахарных и табачных плантаций. Таким образом, сеньоры, я представляю сейчас весь сахар и табак страны.

Буль Бурес сел и вынул из кармана блокнот.

– А я представляю нефть, сеньоры!
– важно объявил его сосед справа, вытирая огромным клетчатым платком потный лоб.

– Я - электричество, сеньоры. Электричество, кинотеатры и бойни! пропищал один из старцев, высунув из груды полосатых одеял голову на длинной петушиной шее.

– Железная руда, торговля и транспорт!
– подал голос старик в золотых очках из другой коляски. Его сморщенное маленькое личико было похоже на большую сушёную грушу.

– Я - банки!
– сообщил третий старец.

Старуха напряжённо прислушивалась. Буль Бурес написал что-то на листке бумаги и пододвинул ей записку. Старуха прочитала её про себя, напряжённо шевеля тонкими блёклыми губами, напоминающими двух червяков, раскисших под дождём, и торопливо проскрипела: