Ушел азиз, такую речь сказав.

Весь мир его хвалил за добрый нрав.

Цени многотерпенье, но не очень,

Похвально снисхожденье, но не очень!

Жена, что мужу слишком дорога,

Наставит добродушному рога.

Ты за женой следи, страшась обмана,

Чтоб честь твоя не рухнула нежданно.

ЕГИПЕТСКИЕ ЖЕНЫ ОСУЖДАЮТ ЗУЛЕЙХУ, НО ОНА ЗАСТАВЛЯЕТ ИХ УМОЛКНУТЬ

Любовь так самовластна и светла,

Что ей ничто — позор или хула.

Ей не страшны укоры и упреки:

Лишь разожгут сильней огонь высокий.

Укор в саду любви, как садовод,

Как мастер, новый блеск ей придает

Тех, кто ленив — немало их на свете, —

Укоры подгоняют, словно плети:

Не так ли поднимают плеть, гоня

Ленивого и вялого коня?

Узнав, страдает Зулейха жестоко,

Египет стал болтливым как сорока.

Пронюхав тайну, не распутав нить,

Все жены стали Зулейху бранить.

Ее поступки превратив в пороки,

Посыпали на Зулейху упреки:

«Какой позор! О, как не стыдно ей:

Пленил ее невольник, раб-еврей!

Объята страстью и не зная меры,

Отвергла разум и законы веры.

Подумайте, как низменна, слаба:

Она влюбилась в своего раба!

Но этот раб, чванливец непреклонный,

Пренебрегает госпожой влюбленной.

Не смотрит на нее, не хочет пасть,

Он утолить не хочет эту страсть.

Она бежит за ним, влекома к блуду,

Она его преследует повсюду,

Но равнодушен он к ее мольбе,

Как будто гвозди вбил в глаза себе!

На плач ее он смехом отвечает

Иль попросту ее не замечает,

Видать, ему не нравится она,

Знать, врали, что красавица она.

Вот если б он одной из нас достался, —

Таким бы равнодушным не остался!

Прекрасным покорился бы глазам,

Он счастье дал бы нам и взял бы сам.

Кто нелюбимую любить принудит?

Увы, никто насильно мил не будет.

Есть женщины: без видимых причин

Их красота не трогает мужчин.

Есть много в мире девушек красивых,

Увы, отвергнутых и несчастливых».

Но к сплетницам не будучи глуха,

Их осрамить решила Зулейха.

На пир веселый созвала смуглянок —

Красивейших, знатнейших египтянок.

То был не просто пир, а царский пир!

Таких сластей и яств не ведал мир!

Как ночью в щелке луч благого света,

Светилась прелесть каждого шербета.

Хрусталь роскошных чаш сверкал везде,

И амбра в них подмешана к воде.

Куда ни глянешь — скатерть золотая

Горит, созвездьем ярких чаш блистая.

Не то что плоть — и дух бессмертный наш

Насытился б из этих блюд и чаш!

Мы здесь любое кушанье нашли бы,

Здесь было всё — от Солнца и до Рыбы!

Здесь было женам за халву не жаль

Отдать свой сахар губ, зубов миндаль.

Из-за халвы — отрады жизни краткой —

Дворца ее основа стала сладкой!

Ты стены видишь ли из-под. парчи?

Там сахарными стали кирпичи!

Был сладок вкус халвы, уста манящей,