Иванов Анатолий Михайлович
Шрифт:
Непривычная жара, расплавив мозги, как-то притупила у него и реальное восприятие действительности. Поэтому Полипов, когда однажды его вызвал к себе начальник политотдела дивизии и объявил, что получен приказ об откомандировании его в резерв политсостава одной из действующих армий Центрального фронта, не сразу сообразил, что военная судьба его круто меняется...
...В первой половине июля 1943 года Полипов уже в звании майора прибыл в расположение 215-й гвардейской стрелковой дивизии, действующей на орловском направлении, по всей форме доложился начальнику политотдела дивизии, затем начальнику штаба и комдиву. А спустя два часа принял дивизионную газету "За Родину!".
* * * *
Дивизионка располагалась километрах в двух от передовой, в каком-то хуторе или бывшей колхозной бригаде, состоявшей из большого сарая и трех домов, два из которых недавно сгорели. Между сараем и уцелевшим домом торчал колодезный журавель. Сюда и подошел Полипов, достал воды и припал к помятому ведерку, обжигающему холодом губы.
– Товарищ майор... Полипов?
– спросил молодой парнишка в погонах сержанта, появившийся из сарая.
– Я...
– Товарищ старший лейтенант! Новый ответредактор прибыл!
– заорал сержант, как оказалось, водитель автофургона, в котором размещалось все типографское оборудование - печатная и бумагорезательная машины, наборные кассы.
Из дома, застегивая на ходу гимнастерку, брякая медалями, выскочил черный, как ворон, старший лейтенант, вытянулся.
– Товарищ майор! Сотрудники газеты "За Родину!" готовят очередной номер. Заместитель редактора старший лейтенант Горохов.
– Не сотрудники, а личный состав!
– поправил Полипов, стараясь не глядеть на медали, на орден Красной Звезды с потрескавшейся эмалью, чувствуя неловкость и раздражение оттого, что его грудь пустынна, как осеннее поле, нет на ней ни ордена, ни хотя бы даже медали.
– И потом - почему не попросите предъявить документы? Вы же меня не знаете.
– Так... звонил же начальник политотдела о вас, о вашем прибытии.
Действительно, недавно начальник политотдела дивизии, сообщив, где разыскать редакцию, обещал туда позвонить, чтоб ждали нового редактора, прибавив при этом: "Телефонная связь с газетой сегодня имеется. По прибытии в редакцию доложите".
– Все равно, - хмуро сказал Полипов.
– Ну, пошли знакомиться с сотрудниками.
– Сейчас в наличии кроме меня наборщики и шофер.
– Горохов кивнул на сарай. Дощатые ворота его были распахнуты, внутри виднелся черный автофургон.
– Остальные с утра на передовой, собирают материал в номер. С минуты на минуту должны вернуться.
Полипов посмотрел на небо и, хотя в нем в тот день было пусто, тихо и мирно, подумал: "На передовой... Да, тут не Термез... Бывший редактор газеты погиб еще в марте, участвуя в атаке, рассказали в штабе дивизии. Хотел очерк написать о героическом поведении бойцов в бою". И ему теперь придется... Ну что ж, он покажет, обязан показать, раз ему рассказали о гибели бывшего редактора, что и он, Полипов, не из трусливого десятка. Только вот с писанием у него не очень легко и гладко получается. Не такое простое дело, оказывается...
– Значит, не готовится еще номер...
– произнес Полипов и опять почувствовал раздражение, потому что Горохов, вскинув брови, возразил:
– Как же, раз там ребята... Самый свежий материал будет завтра в газете. Остальное все набрано или набирается. А я заканчиваю передовицу...
– Хорошо. Показывайте хозяйство.
Показывать особенно было нечего. В доме, где расположились на временное житье фронтовые журналисты, было грязно, тесно и неуютно. Это был, собственно, не дом, а большая изба с темными просторными сенями, где пахло дегтем, хомутами и какой-то прелью, валялись запыленные ящики и кадушки. В единственной комнате с побитыми стеклами окошек, в которые тек горячий запах полынных степей и залетали мухи, стояло два некрашеных крестьянских стола, по стенам развешаны в беспорядке потрепанные, видавшие виды шинели и плащ-палатки, на которых фронтовые журналисты спали где придется, на подоконниках валялись алюминиевые тарелки, кружки, в одном углу стояло два автомата, в другом - прикрытый стеганой телогрейкой радиоприемник.
Полипов оглядел все это, сел за скрипучий стол, за которым, видимо, только что работал Горохов, скользнул взглядом по листу бумаги, наполовину исписанному, спросил зачем-то:
– Пишущая машинка в редакции имеется?
– Никак нет, товарищ майор. Был худенький "Ундервудишка", да в него осколок попал, выбросили. Теперь с рукописного текста набираем. Ничего...
"Ничего..." - мысленно повторил Полипов и снова подумал, что это не Термез. Там редакция располагалась в сложенном из каменных плит здании. В прохладном полуподвале была типография, наверху в одной из комнат - редакция, в другой жили Рашидов, начальник типографии по званию старший сержант и двое наборщиков. Жилье творческого состава газеты находилось во дворе этого дома, все занимали по комнате, спали, правда, на деревянных топчанах, но зато на чистых простынях и настоящих подушках.
Полипов посидел, побарабанил пальцами по столу, молча поднялся, вышел из избы, зашагал к сараю. Возле стенки, на нежарком еще припеке, двое солдат в расстегнутых, без ремней, гимнастерках, установив на каких-то чурбаках наборные кассы, производили набор. Увидев офицеров, они, не выпуская из рук верстаток, вытянулись.
– Здравствуйте, товарищи, - сказал Полипов, стараясь своему голосу придать приветливость, оглядывая, однако, их осуждающе.
Наборщики враз ответили на приветствие.